Стригунки

Заметив старших, появившихся на крыльце, «воюющие» стороны вышли из своих укрытий и, стряхивая с пальто снег, столпились посреди двора.

Отряд собирался строиться. Варвара Леонидовна увидела среди ребят Птаху. Он тоже заметил Фомичеву. Варвара Леонидовна смотрела на него строго, но не сердито. Ему даже показалось, что учительница чуть-чуть, одними глазами улыбнулась.

Миша неожиданно подошел к ней и выпалил:

— Вы извините меня, Варвара Леонидовна! Я не знал, что вы меня защищали. Про милицию не знал.

— Потом, потом, Миша. Завтра в школе поговорим. А сейчас в строй становись.

Птаха побежал к товарищам. Он был счастлив. Счастлив потому, что нашел в себе силы сказать: «Вы извините меня, Варвара Леонидовна!» Счастлив оттого, что его простили, что он снова будет учиться в школе.

Поликарп Александрович вызвал Никифорова и сказал, что пора трубить сбор.

Желтков блеснул своим искусством. На зов его горна с улицы сбежалось бесчисленное множество малышей-дошколят.

Рему все было немило. Пришел он сюда только потому, что не прийти было просто невозможно. Окунев, как самый высокий, стоял рядом с Мухиным, которому было доверено дружинное знамя. Все поглядывали на это знамя, у всех было, праздничное настроение, все заслужили похвалу за работу, и только он один, Рем Окунев, был как бы лишний…

Никифоров скомандовал «смирно», и, хотя разговаривать было не положено, Птаха шепнул:

— Порядок, Наташка!

Иван Дмитриевич наблюдал за событиями во дворе, прильнув к заиндевевшему окну.

Первым говорил секретарь райкома.

— Дорогие юные пионеры! — начал он. — Недавно состоялось бюро районного комитета нашей партии, на котором среди других вопросов обсуждалась работа товарища Фатеева и ваша помощь ему. Бюро отметило, — продолжал он, — исключительную самоотверженность и стойкость члена Коммунистической партии Советского Союза Ивана Дмитриевича Фатеева, сделавшего техническое изобретение большой государственной важности.

Над двором, как стая голубей, поднялись дружные рукоплескания.

Соседи переглянулись: «Что же это мог совершить безногий Фатеев?»

Секретарь райкома выждал, когда шум уляжется, и продолжал:

— Спасибо говорит райком партии и вашему учителю Поликарпу Александровичу, чуткому человеку, настоящему коммунисту!

И снова зааплодировали ребята, приветствуя своего учителя.

Довольный своей осведомленностью, дед Савельич шепнул соседкам:

— Электрические кирпичи Фатеев изобрел:

Секретарь поднял руку и продолжал:

— Бюро районного комитета партии обсудило также работу вашего пионерского отряда. Выносим вам, пионерам, партийную благодарность. И в первую очередь… — секретарь заглянул в листок, — Никифорову Николаю, Мухину Евгению, Фатееву Василию, Зимину Олегу, Губиной Наталье и Птахе Михаилу.

Затем по знаку Поликарпа Александровича Коля Никифоров скомандовал:

— Отряд, смирно! Знамя вперед!

Потом отряд построился в колонну по двое. В голове колонны встали Никифоров со знаменем, Желтков с горном и Мухин с барабаном. Валя заиграл «поход», и зашагал отряд по широкой улице к школе.

По бокам колонны, забегая вперед, как стая воробьев, сновали малыши. Они с уважением смотрели на шагавшего рядом со знаменем пионера. А Коля, как и все ребята, шел гордый и счастливый.

Глава пятьдесят седьмая

Коля любил зиму не меньше лета. В каждом времени года он находил свою прелесть.

В этот ясный морозный декабрьский день, когда после теплой пасмурной недели вдруг потянул морозный ветер, Коле было очень приятно чувствовать его студеное дыхание. Ветер сдул снег с асфальта, но уже был бессилен справиться с настом, который прочно лег в парках, во дворах, на огородах.

Приведя в порядок свои старенькие лыжи, Никифоров доехал на трамвае до плотины и спустился в парк, примыкающий к Тимирязевской академии.

Не только желание подышать свежим воздухом и поразмяться привело Колю сюда. Уже несколько дней он просил то Окунева, то Желткова разметить дистанцию для лыжных соревнований. Рем недовольно бурчал:

— Сказал — сделаю, значит сделаю. Вот прилип как банный лист!

— Ну, а с Желтком ты договорился?

Став в угрожающую позу, Окунев прохрипел:

— Тебе дистанция нужна или артель «Коллективный труд»?

— Какой труд? Конечно, дистанция… — растерялся тогда Коля.

— Два и три километра! Будьте здоровы и не портите себе нервную систему. Все! — отрубил Рем.

Желтков, который не имел ни малейшего представления о том, как размечать дистанции, а самое главное, не хотел размечать ее с Окуневым, отшучивался, что, мол, готов чистить уборные, только не заниматься вычислениями.

— У меня же по геометрии двойка! — говорил он. — Какой из меня разметчик?

Вчера Рем подошел к Никифорову и разложил на парте план Тимирязевского парка, который раздобыл где-то в архивах Игнатия Георгиевича. На плане двумя замыкающимися красными линиями были обозначены дистанции.

— Все по масштабу рассчитал. Весь вымок, пока этот чертов парк обошел. Представляешь? Тютелька в тютельку сошлось! Класс!