Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

– Конечно, уехал. Не видишь, что ли? Цивилизованный человек, просвещенный западник.

Савенко мое панибратство с лучшими феминами города не нравилось. Ни та, ни другая до этого не попадались ему на глаза. Создавалось впечатление, что я знаю нечто, чего не знает он.

– Сегодня я всех угощаю! – громко сказал он и продвинулся по салону поближе к окну. Куртизанка не обратила на его слова внимания.

Вскоре мы встретили мою молочную сестру Юлию. Потом еще кого-то. Судьба пыталась собрать вокруг нас как много больше девиц, но девушки от коньяка и танцев благоразумно отказывались.

– Мы тут стареем, страдаем, а тебе хоть бы что, – говорила мне вчера Ольга, когда я в очередной раз провожал ее до дверей подъезда и размышлял, куда двинуться далее. – Такое бывает, я читала. Жаль, что ты скоро уедешь.

Она считала меня вечным. Трудно понять, что она имела в виду. Я целовал ее и отвечал, что тоже подвержен процессам. Женщины стареют раньше, думал я. Ничего не поделаешь. Никуда уезжать я пока не собирался.

С Ольгой мы были знакомы с детства. Я этого не помнил. Она почему-то помнила. Вновь мы познакомились лет через двадцать, во времена нашей очередной молодости. Она жила в одном подъезде с Сашуком. Ее матушка приготовляла отличные малиновые настойки: наши встречи стали неизбежны. Ольге нравился мой гулящий образ жизни, из спортивного интереса она поставляла мне девиц. Посмеиваясь, справлялась о деталях. Один раз поссорилась со своей двоюродной сестрой за то, что та мне не дала.

– Как она посмела! – возмущалась Ольга искренне. – Какое чванство!

Я стыдливо тряс сигарету над консервной банкой, понимая, что еще несколько таких заявлений – и я навеки останусь с ней. Но я уехал.

Ольга тоже пришла к Сашуку в гости. Приехала Ира Карамзина по кличке Мурза: скуластая, твердая на ощупь – его пассия. Был и Карманов, врач-анестезиолог, превращавший любую пьянку в спортивное состязание. Он согласился поехать на танцы только в том случае, если каждый из мужчин подтянется перед этим на перекладине по годам своего возраста, а Сашук не будет говорить о политике. Сашук на мгновение нахмурился, рваный шрам по всему горлу, полученный в ранней молодости, побагровел.

– Я за неформалов, – сказал он. – Ты Дудинцева читал? «Белые одежды». Честная книга.

Шел 1988 год. Август. Завтра наступал день моего рождения. Восьмое число восьмого месяца восемьдесят восьмого года. Количество восьмерок в предстоящей дате сквозило обнадеживающей символикой. Четыре знака бесконечности стояли перед глазами по стойке «смирно».

Я поддержал разговор с позиций исторического материализма.

– Нужен базис, – сказал я. – А для базиса нужна экономика. Партии выражают интересы различных экономических групп. Даже Ленин получал деньги от немцев. Значит, и Дудинцев их от кого-то получает.

– Враги народа подняли головы, – подытожил Карманов.

Все собравшиеся мужчины были крупны и привлекательны. Женщины по очереди выслушивали наше пение. Фабрикант выстраивал на болгарской «Кремоне» «Лестницу в небо». Он шарил на гитаре лучше всех в городе и нравился людям. Костя пользовался этим для удовлетворения своих жизненных нужд. Саня Недошивин следил за его пальцами васильковым взглядом; он был в тот вечер в моей серой кофте. Сашук петь не умел. Он играл на фортепьяно «Героическую симфонию» Бетховена.

Первое такси остановилось у самых окон. Савенко забрал с собой наиболее деятельных мужчин, а я с девушками должен был ехать на второй машине. Сашук темнил, объясняя, что приедет чуть позже. Ему уже выдали шелестящий красный червонец на дорогу, но он, как мне показалось, хотел им воспользоваться по-свойски. Когда мы остались вчетвером, Сашук положил его в свою любимую книгу и сказал, что должен помыть посуду перед отъездом. Хихикая над его чистоплотностью, мы с барышнями проследовали через весь город на станцию «Восточная» и остановились в отдалении от танцевальной площадки, среди ночного поля, пахнущего потом и полынью.

В воздухе стоял комариный гул. В темных концах поля происходило какое-то действие, сопровождавшееся обрывочными, зависавшими в воздухе криками. Мы пошли на шум, я зачем-то взял обеих девушек под руки. На танцплощадке затараторил громкоговоритель. По интонации было понятно, что произносятся лозунги или здравицы. Мимо нас пробежала стайка разгоряченных подростков: спортивные рейтузы, футболки в сеточку, кеды или обрезанные резиновые сапоги выдавали в них жителей предместья. Некоторые из подростков были заметно окровавлены. Они не обращали на это внимания, видимо, не чувствуя боли под влиянием алкоголя. Пацаны продефилировали мимо, недружелюбно цепляясь взглядами за складки наших одежд. Музыка в поселке стихла, хотя цветомузыкальный огонь над деревянной верандой продолжал мигать.

Судорожно скрипя тормозами, прошмыгнуло такси с единственным пассажиром, сидящим на заднем сиденье. Подростки что-то замышляли. Я услышал топот шагов у себя за спиною и, когда обернулся, был вынужден ударить первого подоспевшего к нам ребенка ногой в грудь.