Пацаны рычали, напрыгивая на моих девушек со всех сторон. Кому-то из них удалось сбить с ног Ольгу. Мурза действовала энергичней, раздавая налево и направо хрустящие подзатыльники. Вскоре и ей прилетело по губам. Мне показалось, что она заплакала. Ольга где-то в темноте выкрикивала правоохранительные фразы, я кое-как сдерживал натиск нападающих подонков. Поражала степень их поврежденности, побитости. Видимо, до нас их кто-то хорошо обработал.
Особо активничал небольшой коренастый отрок с широко раздутыми ноздрями и порванной щекой. Несмотря на серьезные ранения, он демонстрировал хорошую спортивную подготовку и уже несколько раз попал кулаком мне по скуле. Я пользовался преимуществами своего возраста и роста и отгонял молодежь криками и пинками.
– Он в белой рубашке! – визжала полная девушка в коротком ситцевом халате. – В белой рубашке! В белой!
На звуки ее голоса подваливало все больше молодых людей злой воли. И все из-за белой хэбэшной толстовки, в которую я был одет. Они искали человека в белом. Наконец чуваки уронили меня в траву и начали пинать по ребрам в безысходной истерике. Я зажал голову руками и свернулся на манер эмбриона в материнском чреве. Молчал, сжав зубы. Не хотел с ними разговаривать. Они продолжали пинать меня, называя между делом множество незнакомых имен и кличек. Их удары были не самыми болезненными: я был благодарен судьбе, что столкнулся этой ночью с еще не оформившимися организмами. Вдруг они оставили свою работу и сместились куда-то во тьму, словно унесенные ветром.
Я сел на корточки в невысокой траве, увидел заплаканное лицо Ольги.
– Что они сделали с тобой? – восклицала она, ощупывая мое тело.
Я встал на ноги и отряхнулся. Свитер был пропитан кровавыми пятнами почти насквозь. Болел правый бок, на лице нащупывались размашистые ссадины. Ко мне приближались горделивые фигуры Недошивина и Савенко. Было слышно, что они смеются, что-то беспечно обсуждая. Они помахали мне рукой и сказали почти хором: «Во!» Мой окровавленный вид омрачил их лица, девушки подбежали к ним, рассказывая на ходу о случившемся.
– Кровавые мальчики! – заголосил я голосом Бориса Годунова. – Рыжие карлики! Акела промахнулся.
И Савенко, и Недошивин имели разряд по боксу. Сегодня решили попробовать свои силы на молодняке. Сразу по приезде включились в молотилово. Изрядно покалечили подростков. Я попал под раздачу. Моя серая кофта на Недошивине была порвана в нескольких местах, словно его покусала стая собак или диких птиц. Растяжки висели на животе и рукавах в виде жадных щепотей. Мужики говорили о неминуемой расплате, Карманов и все остальные участники потерялись в ночи.
Когда над полем в очередной раз пролетел разбойничий свист со стороны автобусной остановки, мы перебрались к стене какого-то здания из белого кирпича и залегли в зарослях пижмы. С этой точки можно было наблюдать за поведением рыжих псов.
Они шныряли, организовывались в стаи. Красные собаки, у вожака которых отрезали хвост. Судя по репликам, они собирались нас убить. С ужасом я понял, что может произойти нечто обратное.
– Ползем отсюда, – сказал я и стал раздвигать траву окровавленными ладонями. – Это не люди, это дети.
– Терпеть не могу детей, – отозвался Недошивин.
Звук следующей атаки был похож на шум прибоя. По склонам прокатилось движение сотен спортивных башмаков; отроки пробегали мимо нас вдоль асфальта. Кровь текла с их покровов, жизнь многих была искалечена навеки. Мои друзья спьяну не рассчитали сил: сколько носов они сломали в ту ночь – одному богу известно.
– Еще не вечер, – сказал Савенко. – Я их запомнил. Станция «Восточная», мои люди. Мы еще потанцуем!
И тут же со склона посыпались рыжие карлики. Они обнаружили нас в нашем укрытии. Мы вынужденно ринулись к остановке такси. Редкие автомобили замедляли свой ход. Все пытались убраться из зоны боевых действий как можно скорее.
Мы выскочили на освещенную часть улицы, девушки поддерживали меня, как детскую игрушку. Я взмахнул окровавленным локтем. Машина остановилась:
– Быстро-быстро! – прикрикнул водитель.
Нас спасали. Ольга сказала с большой серьезностью:
– В милицию!
И мы стали спускаться в долину. Над городком стояли гул и рокот. Молодежь бежала за нами, швыряясь в такси кирпичами. Мы спускались по серпантину вниз, и рыжие собаки падали на автомобиль, как безумные яблоки. Они катились по склонам, завывая и раскалываясь на куски. Дети прилеплялись к стеклам, трясли руками и волосами. Их живые пузыри зависали на автомобиле, держались на нем до очередного поворота, отваливались в кусты и тут же возвращались вновь, поддержанные мегафоном с танцплощадки. Они летели на наш «Москвич», как мошкара на смерть. Ударялись об его обшивку и, умирая, улыбались окровавленными ртами.
Шпана следовала за нами вплоть до милицейского пункта. Мы отряхивали их с плеч, как собака отряхивает озеро со своей шерсти.
Ольга настаивала на заведении уголовного дела, Мурза ей поддакивала. Оставшись наедине с ментами, барышни написали заявления. Я тоже был приглашен в кабинет.
– Оказался жертвой трагической случайности, – сказал я.