Стриптиз Жар-птицы

– Прежде чем голосовать, еще раз подумаем! Может, Татьяне Ивановой следует лучше поработать? Кандидатская сыровата, материал не впечатляет и т. д. и т. п.

– У нее срок аспирантуры заканчивается, – не к месту вставляет научный руководитель Ивановой.

– И что? – багровеет Матвей. – Это не повод для засорения рядов ученых случайными людьми. Можно остепениться и позднее. Я – против поспешных защит. Кто за?

После голосования выясняется: все против, даже научный руководитель бедной аспирантки. Опля! Судьба Ивановой решена, три года учебы коту под хвост, Таня из Ростова, ей туда и возвращаться. Выйдет на работу, диссер некогда переделывать, потом семью заведет, дети пойдут… Какая кандидатская? Акула за полчаса Матвея перезагрузила. Ей Иванова не понравилась!

– Почему? – оторопела я.

Захаркина пожала плечами:

– Кто ж ответит? Может, Таня молода, красива, хорошо одевается. У нее серьги дороже. А то вдруг в шубке в институт пришла. Или в коридоре с Акулой столкнулась и не поздоровалась – без всякого злого умысла: задумалась и мимо пронеслась… Поводы и причины можно разные найти, вот только все они к науке отношения не имеют. Акуле власть над людьми нравилась. И все это понимали. Многие делали ошибку – принимались перед ней пресмыкаться, тапочки в зубах носили, думали, Императрица смилостивится. И вроде вначале отлично получалось. Кое-кого даже на дачу в Евстигнеевку звали. А вот затем наступало самое интересное. Только человек успокоится, расслабится, подумает: «Уф! Дела на мази», – как ему на голову льется душ освежающий. Либо его должностью обойдут, либо квартира новая мимо носа проплывет. Человечек изумляется и к ректору бежит, дескать, объясни, дорогой Матвей, вроде мы дружим, отчего же такая бяка приключилась… А начальство нахохлится и заявляет: «Вот оно что! Странное у тебя понятие дружбы! Значит, решил за счет друга профит поиметь? Я, наоборот, считаю, близким надо блага в последнюю очередь раздавать, нечестно проталкивать своих, это не по-коммунистически. Больше в мой дом не приходи, знаю теперь цену твоему приятельству».

– Здорово! – покачала я головой.

– Много интересного у нас случалось, – согласилась Людмила Захаркина. – Теперь представься. Ты кто? Зачем пришла?

– Меня зовут Виола Тараканова, – ответила я, – работаю в одном издательстве, которое получило грант на книги о великих ученых. Наш главный редактор составил список лиц, о которых надо написать биографические повести. Только не спрашивайте, где он взял листок с именами, этого не знаю. Мы готовим серию, альтернативную «ЖЗЛ»,[11] поэтому тех, кто упоминался в ней, брать не хотим. Один из кандидатов в главные герои Матвей Колосков.

Глава 18

Людмила взяла со стола пачку сигарет, закурила, потом вдруг засмеялась:

– Да уж! Остается тебя пожалеть. А ко мне зачем притопала?

– Колоскова нет в живых, его уже не расспросишь.

– Верно, – согласилась Захаркина.

– Жозя, простите, Антонина Михайловна память почти потеряла.

– Притворяется, – решительно заявила Людмила, – она гениальная актриса. Колосковой следовало на сцену идти, она зарыла талант в землю.

– Нет, у нее точно проблемы, – принялась я защищать Жозю.

Людмила раздавила в пепельнице недокуренную сигарету.

– Сейчас все объясню про ее болезнь. Очередная хитрость, не более того. Она хотела в Евстигнеевке жить, но не вышло, пришлось с позором деревню покинуть. Вот теперь она решила не рисковать, убогой прикинулась. И преуспела! Ей тут улыбаются, а меня за Бабу-ягу держат. Хотя, коли припечет, сплетники сюда со слезами бегут. Вот она, подлая человеческая натура! За спиной говорят гадости, обзывают меня сумасшедшей, а как понос прошибет или радикулит схватит, хнычут: «Людмилочка, солнышко, завари корешков, неохота химией травиться».

Что же касается Акулы… Все равно вы правду не напишете!

– Непременно ваши слова напечатаем! – соврала я.

– То, что я сказать могу, обычно точками заменяют! – произнесла Захаркина и засмеялась. – Ладно, не куксись. Только, поверь, хорошей информации я не наскребу.

– Мне интересна любая! – заверила я.

– Ну слушай, – милостиво кивнула пожилая дама.

В советские годы получить дачный надел в шесть соток считалось редкой удачей, о большем участке люди даже не мечтали, а строить основательные кирпичные дома боялись. И при коммунистах было много по-настоящему богатых людей. Таксисты, шоферы-дальнобойщики, шахтеры, врачи (гинекологи и стоматологи) – всех и не перечислить. Кое-кто официально имел большие зарплаты и северные надбавки, другие получали «благодарность» от пациентов в конверте, третьи занимались подпольным бизнесом, но выставлять напоказ достаток не хотел никто, даже любимые властями и народом артисты с писателями. Дачи в известных поселках Переделкино или Снегири рассмотреть с шоссе не представлялось возможным. Добротные постройки прятались в глубине просторных участков, от дороги их прикрывали деревья. Кстати, чем выше был социальный статус человека, тем больше землицы получал он для строительства.