Стриптиз

Вы думаете — Аким пришёл на Стрелку мне помогать? — Город строить, новые земли осваивать, людишек разных уму-разуму научать? Поддерживать в невзгодах и помогать в неприятностях? — Да он сам так думает! А на самом деле — он сбежал из Рябиновки от скуки. Ему приключений охота! Ему конфликты нужны! И, естественно, в них победы. Он всю жизнь так прожил. Без этого — как каша без соли, жвачка тошнотная.

Когда его в вотчину загнали, думал — всё, жизнь прошла. Поднять хозяйство, выбить «шапку», передать имение и честь внучку… Мыслящее удобрение для следующего поколения.

И тут — я. «Попандопуло — глаз урагана». То мы — ведьму гоняем, то — волхвов бьём, то — «кусочников» строим… Интересно-то как! Живенько же! Жизнь-то ещё не кончилась! Жизнь-то… как борматуха — побулькивает!

Красота!

Бытиё имеет вкус! А также — цвет и запах. Аля-улю! Гони гусей!

Я из Пердуновки ушёл — Аким снова заскучал. Потому и пришёл сюда, на Стрелку. И если я ему постоянную «развлекуху погорячее» не организую — он сам… чего-нибудь отчебучит. Из лучших побуждений. С непредсказуемыми последствиями.

Каждая моя победа закрывала одну проблему. И порождала десятки новых. Не считая сотен и тысяч личных проблем людей, которых победа затрагивала.

Так и с безнадёжным посольством к Рязанскому князю. Аким осознанно шёл на Голгофу. Или «в дерьмо по ноздри» — правильнее? А тут… Гибель Калауза, короткое время «междуцарствия», когда Аким развернулся, приход Живчика, становление нового порядка, новых людей, решение кучи «горящих вопросов»… Его мнение спрашивают, ему думать, «душой болеть» — есть об чём. «Жарко», «остро».

«Но миром кончаются войны…» — накал проблем спадает, нужные места занимают нужные люди. Уже не с кем сцепиться, «очертить голову», «порвать хрип»…

Пошла равномерная, планомерная работа.

Да там — эмоций тоже выше крыши! Поводов для «мозгов завивки» — не перечесть! Но… чуть дальше, не — «на длину руки». Не его.

Ску-у-учно.

Вот от скуки он и сбежал.

* * *

Конечно, пристойный дом Акиму был тут же найден, протоплен и обустроен в соответствии с его вкусами и пожеланиями. Ну… в пределах разумного. Я отправил к Акиму Трифену. Для «нижайше просить поделиться с отроками неразумными премудростью боевой и житейской». Артёмий ухитрился публично, в кругу своих курсантов, разговорить Акима о проведённых битвах, об особенностях тактики в разных княжеских дружинах, общей и стрелковой. Что вылилось в целую серию… скажем так — семинаров. И — в учениях на местности.

Раскрасневшийся на морозце Аким ставил новикам задачи, оценивал найденные решения и указывал на огрехи. Остро-доходчиво. Вечером я поймал кусочек из разговора молодёжи:

— Теперь-то понятно в кого Зверь Лютый своим зверством пошёл. Лучше уж под Чарджи ходить, чем под этим… этой крапивой кусучей.

Драгуну было велено вызнать подробности о местах, где Аким бывал. А бывал он по всей «Святой Руси» и за её пределами. Правда, Драгун сбежал. Мотивируя тем, что «ныне многие из мордвы да с Рязанщины приходят — надобно про те места вызнать». Хоть Драгун и привык выслушивать малосвязный бред разного сорта бродяг, но вытерпеть повествования Акима… только если я сам за ухо отведу.

Точильщик формировал картотеку персоналий «Святой Руси» и расспрашивал Акима о рязанцах, смоленцах, киевлянах, волынцах… попадавшихся Акиму на его длинном боевом пути.

Как я уже объяснял, всё боярское сословие на «Святой Руси» не насчитывает и двух тысяч семей. Почти все друг друга знают, слышали, многие в родстве или свойстве состоят. Пара-тройка тысяч княжеских гридней тоже, в большинстве своём, хоть как-то, хоть бы и заочно, знакомы. Прошли через руки всего сотни мастеров, учителей, десятков конюших.

Наполеон знал в лицо всех в своей четырёхтысячной «Старой гвардии». Аким — не Наполеон, но — сходно.

Понятно, что большинство Акимовских сверстников уже не у дел или покинули мир земной, но иные ещё в силе. И возрастом своим вознесены на немалые позиции.

Нечто подобное, только в куда более простом варианте, я проделал в Смоленске, когда через Акима протолкнул сбыт колёсной мази с использованием тамошнего административного ресурса. Теперь «захват» у нас шире, и по площадям, и по возрасту, и менее конкретен.

«Хочу всё знать!». И — про всех.

Точильщик, как и положено в его деле, был «тихим занудой».

— Так ты, Аким Янович, сказывал в прошлый раз, что боярин Кучма Кышечеч — зело до девок лют. Толстых и белых.

— Сказывал! Ты чего?! Голова с дырой?! Запомнить не можешь?!

— А не затруднит ли тебя, Аким Яныч, ещё разок повторить? Примеры тому есть? Может, имена какие, подробности…

Акима это бесило. Поэтому, когда как-то вечерком Точильщик начал яро проситься ко мне поговорить, то я решил, что они с Акимом опять… повздорили.

Отнюдь.

— Господин Воевода, нурман Харальд Чернозубый сильно просил меня помочь побеседовать с тобой. По весьма важному делу.

О! Фиксируем для памяти: авторитет Точильщика во Всеволжске после дел Калаузовых — сильно вырос. Никто ничего толком не знает, но народ его близость ко мне… чувствует.