Читаем Стрит-фотография: открытие плоскости полностью

В 60-х годах в Америке работал фотограф Гарри Виногранд. Наверное, можно сказать, что он был первым стрит-фотографом в современном смысле слова – в отличие от, например, Брессона, он никогда не выстраивал сцену, и не ждал появления «главного героя», чтобы оживить декорации – помните, что Барт писал про пунктум? Виногранд хотел снимать улицу такой, какова она есть. Степень его «невмешательства» в реальность была столь высока, что он не проявлял и не просматривал отснятые пленки в течение двух-трех лет – ждал, пока воспоминания о дне съемки, окрашивающие снимок в те или иные эмоциональные тона, полностью выветрятся из памяти, и он сможет посмотреть на них взглядом незаинтересованного зрителя. После его смерти осталось две с половиной тысячи катушек непроявленной плёнки, и больше шести тысяч катушек проявленных, но непросмотренных.


Илл. 136. Гарри Виногранд, «Мир прекрасен», Нью-Йорк, 1964

Конечно, метод Виногранда подразумевал жесточайший отбор. Из сотен снимков выбирался один. Четкое структурное построение характерно и для снимков Виногранда, но, если он и допускал какие-либо манипуляции реальностью, то они сводились к придирчивому отсеву фотографий. Можно сказать, что Виногранд привнес в фотографию требование естественности структуры.

Очень, кстати, интересен снимок «Мир прекрасен (World's fair)» Виногранда (Илл. 136) – на первый взгляд, простая фиксация забавного момента, лишенная какого-либо оригинального построения (если смотреть на него, как на моментальную фотографию). Но снимок допускает иное, совершенно неожиданное прочтение: если мы посмотрим на него, как на последовательность кинокадров, протянутых вдоль наклонных сильных линий скамейки и тротуара, то он буквально оживает, приобретая новое, временное измерение.


Илл. 137. Йозеф Куделка, Франция, 1987

Илл. 138. Йозеф Куделка, Франция, 1974

Свой отнюдь не малый вклад в начатый Г. Винограндом процесс разрушения устоявшихся догм внес непредсказуемый Йозеф Куделка. Некоторые его фотографии обнаруживают настолько жесткую структуру, что кажется совершенно невероятным, что она могла быть построена в фото «навскидку» (моментальное, но идеально выстроенное, глубоко символичное фото с собакой, Илл. 137). В некоторых же фотографиях структура настолько сложна, что требует специального исследования (фото с женщиной, тентом и автомобилем, Илл. 138).

Вообще творчество Куделки бесконечно разнообразно, это многогранник, способный вызвать восхищение каждой из своих сторон. И в его фотографиях всегда присутствует отпечаток подсознания автора, выраженный некоей диссонансной нотой в структуре фотографии.

Фантастические, ни на что не похожие работы уже упомянутого Трента Парка – еще один «пролом в стене», еще один выход наружу, за пределы, и в то же время – субъективистский вход глубоко в себя.


Илл. 139. Трент Парк, из серии «Жизнь/Сон», 2001


Илл. 140. Трент Парк, из серии «Жизнь/Сон», 2000?


«Трент Парк систематически разрушает конкретный и фотографически точный образ человека, превращая его в знак человека, – человека «вообще».На фотографии (Илл. 140) резкий контраст превращает образы людей в их собственные перевернутые тени, реализуя равенство: «человек = тень», а общая текстура светлых бликов приравнивает эти тени друг другу. Так видимый мир превращается в сюрреалистический орнамент» (Ю.Гавриленко, «Одиссея сознания» [{35}]).


Илл. 141. Марио Джакомелли, «Семинаристы», 1965

Итальянский провинциальный фотограф-самоучка Марио Джакомелли никогда не уделял особого внимания фотографической технике; его снимкам свойственна совершенно особая красота – красота увиденной внутренним взором реальности, и это роднит его творчество с творчеством Парка. Изобразительный язык Парка и Джакомелли также содержит некоторые общие элементы – лаконичную графичность, почти полное отсутствие полутонов, и соответственно, отсутствие деталей в темных и светлых областях снимков.

Алекс Вебб – представитель нового поколения в Магнуме; его репортажи прежде всего выделяются насыщенным цветом, прекрасно передающим их напряженную эмоциональность. Стрит-фотографы прошлого века предпочитали обходиться без цвета; но со времен Эглстона цвет все чаще становится инструментом и этого направления (еще пример – работы замечательного американского фотографа Джоэла Мейеровица).


Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее