Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

Отсутствующее в святцах (а значит – нехристианское) имя это вошло в русский именник только на рубеже XIX–XX вв.[1522], хотя мода на различного рода ономастическую славянскую и псевдодревнерусскую экзотику возникает в середине XIX столетия. Уже в 1858 г. воды Атлантики бороздит винтовой фрегат Балтийского флота «Светлана»[1523], а в 1898 г. был спущен на воду крейсер «Светлана», один из активных «участников» Русско-японской войны[1524]. С начала нового столетия диапазон явлений, названных этим именем, расширяется так: например, в 1913 г. организуется отделение электрических ламп «Светлана»[1525], а в курортном Сочи 1917 г. функционирует пансионат с тем же названием[1526]. Таким образом, послереволюционное время не «открыло» это имя, а лишь закрепило, «узаконило» его в качестве антропонима. С 30‐х годов его популярность резко возрастает[1527], в 50‐х оно вдруг вошло в первую десятку, а с 60‐х годов – даже в первую пятерку самых употребительных женских имен[1528], попутно породив редко, но все же встречающийся мужской эквивалент – Светлан[1529]. Продержавшись на этой высоте более двух десятилетий, имя Светлана постепенно начало сдавать свои позиции[1530], оставаясь, впрочем, и в 1980‐х годах еще достаточно популярным, хотя и с несколько простонародным «привкусом»[1531].

Специалисты по русской антропонимике, расходясь в решении вопроса о его происхождении (одни считают его славянским[1532], другие – древнерусским[1533], третьи – выдуманным литературным[1534]), единодушно связывают его известность с балладой Жуковского, в чем, конечно, трудно усомниться. Любопытным представляется тот факт, что превращение литературного имени Светлана в реально бытующее происходит в тот момент, когда в общественном сознании постепенно утрачивается память как о знаменитой балладе, так и о других произведениях Жуковского. Отброшенного официозным советским литературоведением в лагерь «консервативных романтиков» Жуковского все реже и реже печатают в массовых изданиях, исключают из школьных программ, и он отлагается в сознании учеников лишь как автор знаменитой надписи на портрете, подаренном Пушкину: «Победителю ученику…». Некогда известные каждому учащемуся строки хрестоматийного поэта, с детства не войдя в память, не попадают в нее уже никогда. Поэтому неудивительно, что и многочисленные Светы и Светки нескольких поколений советских детей чаще всего не связывали своего имени с героиней баллады[1535], скорее помня Светланку из «Голубой чашки» Аркадия Гайдара или же колыбельную, которую поет героиня кинофильма «Гусарская баллада» своей кукле («Спи, моя Светлана…»)[1536], чем Светлану Жуковского[1537].

Парадокс этот объясняется рядом причин. Приобретение в первые послереволюционные годы чувства «антропонимической свободы», освобождение от диктата святцев, сдерживавших имятворческую инициативу, произошли в тот период, когда баллада «Светлана» была еще «на слуху» молодых родителей, отчего имя ее героини и попало в список новых имен, наряду с десятками других. Дальнейшей популярности его способствовал ряд причин уже отнюдь не литературного характера. Естественность его звучания (соответствие модели привычных русских имен на «-на» – Татьяна, Елена, Ирина), его благозвучие (не какие-нибудь там громоздкие Коминтерн или Индустрий), его несомненно положительная эмоциональная окраска, порожденная корнем «свет», – все это, соответствуя романтической настроенности времени, импонировало молодым родителям. Кроме того, в условиях социалистической действительности произошло частичное переосмысление имени Светлана – оно получило дополнительную, «советскую», окраску, согласуясь с символикой понятия «светлый» и ассоциируясь с новыми спектрами значений слова «свет»[1538] («свет коммунизма», «светлый путь», «светлое будущее», «электрический свет», «учение – свет» и пр.). Определенную роль в популяризации этого имени несомненно сыграл и тот факт, что его носила дочь Сталина Светлана Аллилуева[1539]. Отсюда возникает его связь с именами в честь вождей и руководителей Советского государства – Владимир, Владилен, Лени´на, Стали´на и тому подобными «именами идеологического звучания»[1540]. В послевоенные годы имя Светлана, освободившись, как кажется, от всех этих ассоциаций, становится просто именем, хорошо звучащим и милым многим родителям. Во всем этом процессе связь Светланы с героиней баллады Жуковского была если и не абсолютно забыта[1541], то, по крайней мере, в значительной степени приглушена[1542].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное
Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика
Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века
Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Так уж получилось, что именно по текстам классических произведений нашей литературы мы представляем себе жизнь русского XVIII и XIX веков. Справедливо ли это? Во многом, наверное, да: ведь следы героев художественных произведений, отпечатавшиеся на поверхности прошлого, нередко оказываются глубже, чем у реально живших людей. К тому же у многих вроде бы вымышленных персонажей имелись вполне конкретные исторические прототипы, поделившиеся с ними какими-то чертами своего характера или эпизодами биографии. Но каждый из авторов создавал свою реальность, лишь отталкиваясь от окружающего его мира. За прошедшие же столетия мир этот перевернулся и очень многое из того, что писалось или о чем умалчивалось авторами прошлого, ныне непонятно: смыслы ускользают, и восстановить их чрезвычайно трудно.Так можно ли вообще рассказать о повседневной жизни людей, которых… никогда не существовало? Автор настоящей книги — известная исследовательница истории Российской империи — утверждает, что да, можно. И по ходу проведенного ею увлекательного расследования перед взором читателя возникает удивительный мир, в котором находится место как для политиков и государственных деятелей различных эпох — от Петра Панина и Екатерины Великой до А. X. Бенкендорфа и императора Николая Первого, так и для героев знакомых всем с детства произведений: фонвизинского «Недоросля» и Бедной Лизы, Чацкого и Софьи, Молчалина и Скалозуба, Дубровского и Троекурова, Татьяны Лариной и персонажей гоголевского «Ревизора».знак информационной продукции 16+

Ольга Игоревна Елисеева

История / Литературоведение / Образование и наука