Когда от реки начинал подниматься осенний туман, а над лугами тянулся запах сжигаемых листьев и хвороста, это означало, что настало время исполнения неизменного ритуала – собирания грибов. Пожилые дамы держали в руках палки с крючком на конце, чтобы не нагибаться. Злые языки утверждали, что для них возле каждого гриба устанавливали маленький флажок, чтобы облегчить им поиски – но, возможно, что это было клеветой. С фанатичным блеском в глазах более молодые отправлялись к известным лишь им и держащимся в секрете заветным грибным местам. Много часов спустя все снова собирались вместе, хотя и неохотно, по звуку охотничьего рога князя Щербатова, который созывал всех к ожидавшим их экипажам.
В начале сентября вся семья «мигрировала» в своё большое поместье на юге, Марьевку. Для детей переезд был самым волнующим событием года, потому что для них он ассоциировался с отправляющимся в путь цирком. Несмотря на то, что поездка продолжалась двадцать четыре часа, они ехали третьим классом с огромным количеством багажа, включая домашних животных (собак и попугаев). Обязательно перевозился большой и неудобный граммофон с изогнутым рупором, а также все музыкальные инструменты балалаечного оркестра. В поезд усаживались гувернантки, домашние учителя и слуги. Последними размещали две своры собак – сто пятьдесят борзых и восемьдесят охотничьих собак – а также свыше двадцати лошадей. Родители путешествовали в первом классе.
Сначала все ехали на поезде до Москвы, затем через весь город на дрожках добирались до вокзала Рязань-Ростов, где садились на другой поезд, чтобы, проехав ещё девятьсот вёрст, прибыть на вокзал, к конечной цели путешествия. Оттуда последние семьдесят вёрст до Марьевки путешественники проделывали верхом на лошадях или в экипажах. Обратный путь в ноябре был значительно труднее, потому что чёрная земля к тому времени превращалась в вязкую грязь и дорога к вокзалу занимала, по меньшей мере, на четыре часа больше времени. В то время, как все с огромными усилиями понемногу продвигались вперёд, Ольга проносилась мимо них на великолепном арабском скакуне.
Когда однажды Георгий весной приехал в Марьевку, он был поражён неожиданно прорвавшемуся наружу почти невероятному плодородию земли. Насколько хватало глаз, волнующая степь превратилась в плотный ковёр из самых разных цветов, среди которых выделялись красно-жёлтые тюльпаны на коротких стеблях. Стоявшие в полном цвету сады давали приют соловьям и другим птицам, которые соперничали друг с другом в искусстве пения. Степь была местом передышки для перелётных птиц, которые волнами тянулись друг за другом над морем цветов. Кругом были видны стаи аистов, редких дроф и чёрных лебедей. Это был какой-то ошеломляющий взрыв энергии и радости жизни.
В долинах гнездились деревни с их белоснежными, крытыми соломой домиками, стоявшими по обеим сторонам широкой центральной улицы. За ними лежали огороды и росли фруктовые сады. На невысоких холмах вращались крылья ветряных мельниц. Холмистые чернозёмные поля без малейших признаков каких-либо скалистых нагромождений простирались до самого горизонта. Это были идеальные места для верховой езды.
Осенью, после уборки урожая, начинался собственно сезон охоты. Кроме конного завода на триста арабских лошадей, в конюшнях держали ещё сорок необъезженных кабардинских лошадей, привезённых с Кавказа. Объезжая этих лошадей, их обычно заставляли на полном скаку подниматься вверх по отвесному склону. И хотя князь Щербатов не разделял страсти к охоте своей жены, ему тем самым предоставлялась прекрасная возможность объехать всё имение и поговорить с крестьянами и инспекторами.
День начинался с восходом солнца. Вечером накануне определялись и окружались места расположения волчьих стай. Определить, где находится стая, было не слишком сложно, подражая волчьему вою, на который откликались молодые волчата лаем, похожим на собачий. На следующий день больше ста загонщиков, проходя через подлесок, поднимали невообразимый шум с помощью трещоток и металлических пластин.