Верховые охотники ждали в некотором отдалении; в левой руке за длинную верёвку они держали трёх борзых собак. Волнение усиливалось; никто не мог знать, откуда выпрыгнет первый волк. Лошади тоже начинали проявлять беспокойство. Собак спускали только тогда, когда волк бежал с ними на одном уровне. Поскольку чувство обоняния было выражено у них недостаточно ярко, они должны были преследовать волка зрительно, но и тогда погоня продолжалась часами, пока волк начинал уставать. Если удавалось поймать старого волка, его приканчивали с помощью длинного ножа, а волчат ловили живыми. Ольга скакала на своей быстрой арабской лошади, а её личный егерь бросался на добычу на полном скаку, что считалось спортивным приёмом и признавалось как особое достижение. Короткая, снабжённая двумя верёвками палка засовывалась волку в пасть; концы верёвки крепко завязывались на его затылке, а передние и задние лапы связывались. Только после этого считалось, что он безопасен. Оставлять в живых старых волков считалось слишком опасным, потому что они способны были убить как человека, так и собаку. Среди прочих видов охота на волков значилась исключением, и здесь достаточной считалась добыча, если было поймано три или четыре молодых волка. В Марьевке из диких зверей держали и кормили только одну семью волков, остальными были лисы и зайцы.
Во время охоты на лис охотничьи собаки запускались загонщиками в нору, в то время как борзые оставались снаружи; конные охотники отпускали их лишь тогда, когда лиса выскакивала из норы. Когда на полном скаку приходилось забираться вверх на гору, верёвки легко запутывались. В возрасте пятнадцати лет Георгию только чудом удалось избежать несчастья, когда под его правую руку выскочил заяц. Собаки, которых он вёл левой рукой, бросились на другую сторону наперерез лошади. Одна собака погибла; лошадь перевернулась, а Георгий, перелетев через голову, упал на довольно мягкий участок земли. Сначала он потерял сознание, но вскоре уже снова встал на ноги; его лицо было в крови. «Ты что-нибудь у себя повредил?» – прокричала его мать. – «Ничего, только пара царапин», – и охота продолжалась. Однако ни Георгий, ни его лошадь в этот день уже не были способны к каким-либо достижениям.
Чтобы не повредить шкуру, лис убивали ударом стремени в кончик носа. Один молодой и неопытный конюх, привязав к седлу убитую им, как он думал, лису, вдруг с криком подпрыгнул кверху: оглушённый зверь пришёл в себя и в своей оправданной мести укусил его в одно чувствительное место, к неуёмной радости его друзей.
Охотники тянулись караваном от одной деревни к другой – с восьмьюдесятью лошадьми, утварью, слугами, собаками и со всем остальным, что было необходимо для охоты, останавливаясь в пустых, чисто убранных домах. После охоты было принято подавать чай; собак чистили и оказывали им умелую помощь, если они себе что-то повредили. Как и в Васильевском, после ужина читали вслух или играли в карты, а граммофон в это время воспроизводил арии Карузо или Аделины Патти, которых особенно любили Ольга и Элен.
В 1905 году в Марьевку приехал дядя Георгия Сергей Александрович Строганов, чтобы принять участие в охоте. Он был в то время уже почти глухим, и маленький Георгий, забравшись на копну, говорил ему прямо в ухо, чтобы держать его в курсе событий о том, как продолжается охота. Его задержала в Марьевке забастовка железнодорожных рабочих, но ему удалось уговорить одного машиниста, чтобы тот взял его с собой в Ростов, откуда он смог без каких-либо дальнейших приключений вернуться в Париж на своей яхте «Заря». По мнению членов семьи, именно Сергея Александровича нужно было благодарить за то, что забастовка была прекращена.
Русско-японская война
Когда в 1904 году началась русско-японская война, граф Сергей, который сам был морским офицером, предоставил в распоряжение правительства быстроходный транспортный корабль «Русь», который по его заказу был построен в Англии. Корабль сопровождал Балтийский флот, когда тот шёл на Дальний Восток, и был потоплен во время Цусимского сражения.