Когда Лондондерри приехали в 1826 году в Россию, Строгановы взяли их под своё покровительство, а отец Сергея Григорьевича провёл их по залам Академии изящных искусств: «…внушительное здание и великолепное учреждение. Царь в высшей мере способствует развитию одарённых и талантливых людей, образование и учение поощряются всеми возможными способами; при таких условиях эту огромную империю ждёт скорый подъём в области культуры и на пути продвижения к цивилизованному миру. В последние двадцать лет здесь, по всей видимости, достигнуты большие успехи, чем за одно или два предшествовавших столетия. Мы видели две галереи, заполненные современными произведениями, которые впоследствии будут выставляться, и прекрасную библиотеку, открытую для студентов. Потом мы бродили по различным залам, посмотрели, как студенты занимаются копированием. Здесь есть также архитектурная школа, где каждый имеет возможность работать над своим строительным проектом в отдельном помещении, другие студенты ему при этом не мешают…
Оттуда мы направились к выдающимся мастерам по изготовлению мебели; особенно нас поразила красота инкрустаций, выполнявшихся ими из сортов дерева различных цветовых оттенков. В этом смысле русские превосходят англичан в стиле, а французов в качестве. Затем мы поехали в стеклодувную мастерскую, которая располагалась за пределами города. Там изготавливают подзорные трубы, обычное оконное стекло и необыкновенно красивые разноцветные стеклянные столы… Цены, показавшиеся нам скромными, везде проставлены…»
Граф Строганов и леди Лондондерри ехали в лёгких санях, запряжённых большим рысаком, который мчался быстро, как ветер, в то время как «маленькая, буйная» лошадь скакала рядом. Граф дал совет своей спутнице плотно закрыть рот, чтобы «крошечные ножички не начали бы танцевать у неё в горле». Они были на пути к знаменитым ледяным горкам на Елагинском острове. Горки, высотой от двадцати до тридцати метров, спускались вниз почти отвесно. Молодые господа были одеты в своего рода эскимосские костюмы: меховые шапки, какие принято носить на востоке, расшитые вышивкой перчатки с отворотами, короткие куртки на меху. Все страстно желали составить общество дамам, которых усаживали в сани, и затем они летели вниз: «Совершенно невозможно себе представить, какой жуткий тебя охватывает страх. Если бы на меня сверху набросился орёл, схватил и понёс бы под облака, я и тогда не могла бы испытать большего ужаса. У меня перехватило дыхание, я ничего не видела и не слышала, перед глазами всё поплыло, и только шум раздавался в ушах. Это развлечение похоже на то, как если бы ты бежал на самый верхний этаж, чтобы тебя там выбросили из окна».
Внучка маршала Кутузова и супруга австрийского посла, графиня Долли Фиккельмон, тоже доверила свои воспоминания дневнику, который не был опубликован: «Я привыкла к такому странному развлечению. Это типично для Севера, где людям необходимо испытывать настоящие или воображаемые порывы страсти, чтобы разогреть кровь в жилах. Срываться вниз с ледяной горы – это тоже своего рода чувственный порыв».
Графиня Долли принадлежала к кругу самых близких друзей императорской семьи, о них она пишет особенно часто в своём дневнике.
«Внушительный облик императора, его красивая, благородная голова соответствовали и его душе; его, конечно же, нельзя было назвать заурядным явлением… Верхом на лошади он был великолепен. Когда он был немилостив, строгое выражение его лица заставляло окружающих содрогаться. В такие моменты он производил впечатление человека несгибаемой воли, какой она у него и была. Несмотря на свою величественную поступь, в разговоре он всегда необыкновенно любезен, и хотя он смотрит строго и серьёзно, у него приветливая и дружеская улыбка… В его присутствии не чувствуешь никакой скованности… Скромность и приветливость императорской четы не мешают им оставаться величественными. Их очаровательные дети всегда бежали с улыбками и любовью навстречу своим родителям: обаятельной матери и величественному отцу. Когда видишь их в семейном кругу, то начинаешь невольно восторгаться ими… поскольку, несмотря на фантастическое великолепие и напыщенность, которые их окружают, тем не менее очень трогательно наблюдать такое семейное счастье, так много простоты и симпатии в их любви и так много естественности в отношениях между родителями и детьми… Нельзя себе представить более восхитительной картины, чем эта семья, когда они собираются все вместе… Когда царица несколько выходит из себя, то замечаешь, что в ней гораздо больше чувствительности, чем можно было бы предположить. Но она была рождена для того, чтобы наслаждаться счастьем и радостью… Слишком много удовольствия действует охлаждающе… Она – живая радуга… Если бы я была поэтом, она послужила бы для меня вдохновением…»
Официальные посетители, которые приходили на приём к императрице, часто спотыкались о маленьких великих князей, которые в невероятном темпе скатывались с деревянной «русской горки», установленной в прихожей.