Она улыбается. А я погружаюсь в разговоры о работе, отдаю меню официанту, напяливаю улыбку, изо всех сил поддерживая беседу. После того, как моя научная деятельность надоедает даже мне самому, я интересуюсь её увлечениями. За окном начинается дождь. Вначале едва капает, а затем уже льет как из ведра. Нам приносят ужин, я всё чаще посматриваю на часы. Задумываюсь по поводу того, а выключил ли я утюг, когда гладил рубашку.
Наш столик расположен у окна, и, пока моя спутница рассказывает о том, как однажды совершенно случайно попала в Париж от работы бывшего супруга, я перевожу взгляд на мокрое стекло, за которым… Стоит Иванова.
Голова идет кругом, ритм сердца ускоряется до неуправляемого. Весь мир концентрируется на этой хрупкой девушке. У неё нет зонта. Она стоит и мокнет. Смотрит прямо на меня и мою спутницу, внимательно и очень проникновенно, как будто от этого взгляда зависит её дальнейшая жизнь. При этом её мокрые волосы прилипли к лицу, сосульками свисают на плечи, с них стекает вода. Заболеет же, дуреха.
— Извините, — перебиваю я свою спутницу и, медленно положив вилку на краешек тарелки, отодвигаю стул.
Как она здесь оказалась? Что она здесь делает?
Выхожу на улицу, морщусь от капель дождя, что тут же льются мне на лицо и голову, но моей студентки нигде нет. Повертев головой в разные стороны, возвращаюсь обратно в зал ресторана, сажусь за стол.
Но не могу перестать думать о насквозь промокшей девчонке. Между прочим, уже довольно поздно, на улице темно. И куда вот она сейчас направилась? Почему вообще шляется по центру в одиночестве в такое время? Хватаюсь за телефон, хочу позвонить ей и спросить, как она собирается возвращаться домой. Но понимаю, что это чистое безумие. Я не должен звонить своим студенткам. Я отвечаю за них во время пар, но не после. Это не мое дело.
Сославшись на резко возникшую головную боль, я заканчиваю текущую встречу. Спустя пятнадцать минут подвожу свою сегодняшнюю спутницу к дому. И перед тем как выйти из машины любительница вышивки тянется к моим губам.
Это что, флешмоб такой, что ли? Поужинала?! Поцелуй профессора!
Желания набрасываться на неё с ответным страстным поцелуем нет совсем. Но и обижать женщину не хочется, кажется, она хороший человек. Поэтому я любезно прощаюсь, желаю ей спокойной ночи и, поблагодарив за прекрасный вечер, жду пока она зайдет в подъезд.
А затем разворачиваю машину и, закипая от злости, еду обратно, искать промокшую насквозь дурочку, которой очень хочу объяснить, что такой красивой девушке опасно шляться одной по ночам.
— Иванова! — Толкаю дверь и выхожу на улицу, обнаружив девушку идущей вдоль дороги недалеко от ресторана. — Садитесь ко мне в машину! Сейчас же! Я отвезу вас домой и передам маме, уже поздно, вы мокнете.
— О! — вздрагивает моя студентка, испугавшись остановившегося возле обочины автомобиля и кричащего на неё профессора.
Смотрит на меня, но, мотнув головой, продолжает хлюпать по лужам, будто для неё не существует сильного дождя, льющегося с неба.
— Извините, Роман Романович, но у меня здесь дела первостепенной важности, планы, и я не обязана вас сейчас слушаться.
— Иванова, вы моя студентка, и я приказываю немедленно сесть в машину, пока не заболели воспалением легких!
Чтобы услышать, мы вынуждены говорить громче, в итоге на эмоциях кричим друг на друга. Вот оно. Восемнадцатилетние девочки, делающие проблему на пустом месте, там, где её нет.
— Старушке своей будете приказывать, Роман Романович! Мы сейчас не в университете!
Я остановился абы как, посреди города, а здесь нельзя парковаться. Это, конечно, верх идиотизма. Я сейчас на штраф нарвусь из-за неё, а самого так и подмывает улыбнуться. Старушке?! Меня разбирает смех. Но я быстро беру себя в руки и снова становлюсь профессором.
— Моё свидание — не ваше дело, Иванова! Садитесь сейчас же в машину.
— Нет, конечно, и не думайте, профессор, я и не претендую на то, что это моё дело. Ваша старушка — ваше дело, — пожимает она плечами.
Барабанящий дождь глушит её слова, я хмурюсь, прислушиваясь. Она меня злит и беспокоит одновременно. Я не понимаю себя, не могу разобраться, откуда столько эмоций из-за какой-то глупой девчонки, которая ко всему прочему перестала меня слушаться.
Иванова смотрит исподлобья, как будто что-то вспоминает, затем вскидывает голову, глядя прямо в глаза.
— Мне нравится работать над докладом с Виктором. Он такой приветливый, старательный и умный. Как думаете, если я его поцелую, он тоже поцелует меня в ответ?
Я вспоминаю, как жадно мял её рот, и меня тут же обдаёт стыдом и похотью одновременно. Нет, ну вы посмотрите на неё. Она совсем распоясалась. А как краснела и млела. Меня это очень-очень злит, но я как дурак ведусь на её провокации и хочу зашипеть, чтобы она не смела целовать моего аспиранта. Это глупо, конечно. Она имеет право целоваться с кем угодно. Я её профессор, и это всё, что должно быть между нами.
— Иванова, садитесь в машину, быстро! — говорю тише, но злее.