— Ай нет! — Помогаю обнять себя, кладу руку на шею, приподымаясь. — Не драматизируйте, мой дорогой профессор. А то у вас, знаете, как в знаменитой истории «Горе от ума». Слишком много знаете и всего этого научно-документально опасаетесь.
Я выдираю из рук студентки банку, ставлю на пол, подхватываю девушку и несу на кровать. Там аккуратно кладу её на подушки и, развернувшись к подоконнику, вытряхиваю из горшка цветок, ставлю его на пол рядом с её головой.
— Ого, а вы дерзкий, профессор! Вот уж не ожидала. Вот так вот нарушаете ради меня! Мне казалось, вы пойдёте искать тазик среди персонала. Что горничной скажете? — По всему видно, что она едва сдерживает рвотные позывы.
Снова подкатывает. Фразу она не договаривает, её выворачивает. Я открываю окно, нахожу для неё чистое полотенце. Аккуратно обтираю лицо.
— Вы не хотели быть врачом, профессор?
— Если бы я хотел быть врачом, я бы стал врачом. А я всегда хотел быть профессором.
Она кладет голову на подушку, я помогаю ей выпить ещё немного солевого раствора.
— Так и представляю, как сидя на горшке, вы рассуждаете на тему, что мечтаете стать книжным профессором.
— Почему книжным? — Поправляю одеяло, присаживаясь на постель.
— Потому что слово «литература» слишком сложное для пятилетки.
— Первый раз вижу, чтобы человек так много болтал во время отравления. — Глажу её по голове, проверяя нет ли температуры.
Лоб холодный.
— Так я меньше думаю о том, что после увиденного ты никогда больше меня не поцелуешь, профессор.
— Поцелую, Иванова, обязательно поцелую, а теперь закрой глаза и попытайся хоть пять минут полежать спокойно.
Спустя несколько часов Наташе стало лучше. Её перестало рвать, и она уснула. Я всё вымыл, проветрил и сел возле её кровати, охраняя покой девчонки, контролируя её состояние. Наташа тихонько дышала, выглядела бледной и уставшей, но по-прежнему оставалась очень красивой. Несмотря на интоксикацию организма.
Нежная, милая, невинная девочка. Знаю, почему выбрал именно её. Подсознательно ткнув в девушку пальцем, отобрал её из десятка студентов для выступления не просто так.
Изначально я рассуждал, что это случайность, но сейчас, когда по её щеке ползёт лунный свет, а белокурые волосы растрëпаны по подушке, можно с уверенностью сказать, что я лгал сам себе.
И когда Макар увидит Наташу, он сразу всё поймет. Вслух-то не скажет, несмотря на наши близкие взаимоотношения, но посмотрит искоса. В моей семье полный запрет на упоминание этого имени. Уж слишком тяжелым оказалось для меня наше расставание. Я ведь почти женился.
А Наташа так сильно напоминает Лилю.
Но моя бывшая невеста не была такой сексуальной, скорее, очень подходила мне по взглядам на жизнь и мировоззрению. У нас был миллион общих тем, одинаковые желания и стремления. Она разделяла мои увлечения, любила всё то, что люблю я. Мы часами могли болтать о моих научных работах. Слышал, что она успешно защитила кандидатскую диссертацию. Но вот матерью пока так и не стала, хотя очень счастлива в браке. Иногда я интересуюсь её жизнью, уж слишком много нас связывало.
Но вот такого горячего, чтобы бошку сносило, как с Наташей у меня никогда не было.
Иванова проспала почти до утра. Больше ни на что не жаловалась, из чего я сделал вывод, что кризис миновал. Она проснулась, широко улыбаясь.
— Рома, ты всё ещё тут?
— Ну а где мне быть?
— Слава богу, диарея не напала, а то это было бы полное фиаско.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лекарства творят чудеса. Вообще ничего не чувствую. Сколько сейчас времени?
— Кажется, пять утра.
— Можно я не пойду на «Что? Где? Когда?»?
Меня разбирает смех.
— Из-за тебя я нарушаю правила.
— Я в душ. — Подпрыгивает она на кровати.
— Ты точно уверена?
— Абсолютно, у меня всегда так: очень-очень плохо, а потом раз и хорошо.
Я слышу шум воды и стараюсь не думать о том, что сейчас она там голая. С последнего раза прошло больше шести часов, надеюсь, ей действительно помогло.
Беру электрический чайник, нахожу пакетики. Планирую сделать ей крепкий чай с сахаром. Нужно будет сходить за сухарями. Честно говоря, и я не хочу на «Что? Где? Когда?». Сообщу приставучей Барановой, что студентке плохо, а я за неё отвечаю.
Чай уже готов. Две чашки дымятся на столе, я слышу, что в ванной выключается вода. И Наташа, обмотанная белоснежным пушистым полотенцем, выходит ко мне. Красивая девочка, аж в глазах темно. Она чистая, свежая, пахнет местным мылом и шампунем. Я тут же начинаю нервничать. Моментально реагирую, она невероятно сильно влечёт меня . Капли с волос стекают по коже, а полотенце такое бесстыже короткое. Нельзя! Ей было плохо. А вдруг станет снова? Наташка улыбается.
— Я тоже схожу в душ, вспотел, — хриплю.
— Переживая за меня? — Застреваем мы в дверях, пытаясь разойтись.
Как же хочется вжать её в свое тело. Наташа опускает взгляд на мои брюки и смеётся. Да, я уже готов, потому что ты просто прелесть, от которой у меня крыша едет.
— Да, Наташ, переживая за тебя, — выходят слова на выдохе.