Строгий профессор

Но я решаю не спешить, в конце концов, три десятка военных зарисовок, карикатур и мини-плакатов важнее, чем разговоры Панькова о его несчастной любви. Что-то мне нравится, что-то заинтересовывает так сильно, что я прилипаю носом к стеклу.

— Дальше есть зал живописи и акварели военных лет, очень красиво, Наташ, но стоит поторопиться, а то придётся бегом догонять свою группу.

Заболоцкий остановился рядом, при этом выражение лица абсолютно профессорское, даже немного высокомерное. Сердце бьётся как сумасшедшее, внутри взрывается фейерверк восторга.

Он вернулся за мной! Возник из ниоткуда, значит, следил, ему не всё равно. Сейчас, без свидетелей, Рома смотрит на меня иначе, с какой-то игривостью. По телу бегут мурашки.

— Роман Романович, — приподнимаю я правую бровь. — Какими судьбами? Неужто Лариса Владимировна разжала клешни и отпустила вас на волю?

— У преподавателей своя атмосфера. Это определенный дух, содружество, исключительно деловые темы, обсуждаемые со всех точек зрения.

— Скукота, короче говоря.

У меня чуть сердце не останавливается, когда Заболоцкий просто берёт и улыбается мне.

— Потерял тебя, — шепчет.

Можно ли умереть от счастья? Кажется, что да. Он разворачивается к тёмному проходу, соединяющему две галереи и указывает мне в нужную сторону, призывая вернуться к группе. Засмущавшись и почувствовав, как внутри всё тлеет, я тоже улыбаюсь, неловко убирая пряди волос за уши. Иду за ним.

А китайцев становится ещё больше, и они облепляют нас со всех сторон, будто садовые муравьи, деловито спешащие по своим муравьиным делам. Мы оказываемся в толпе, совсем близко, и Рома наклоняется к моему уху, сладко касаясь мочки губами:

— Приходи ко мне в комнату после десяти. Я буду ждать.

* * *

Вечер сегодня теплый, безветреный, погода просто замечательная. После трëхчасовой экскурсии часть группы отправилась в пиццерию, некоторые, собравшись группками, ушли гулять к холодному весеннему морю. А я вернулся в комнату, решив отдохнуть и поразмыслить над собственным поведением. Снова накатил приступ самоедства. Покоя как не было, так и нет.

Стоя на темном балконе и поглядывая на часы, я понимаю, что у меня — профессора Заболоцкого — нет ни морали, ни силы воли. Да и совесть где-то в брюках затерялась. Вот зачем я позвал Наташу к себе в номер? Чтобы ещё больше развратить её? Потешить своё мужское самолюбие? Использовать юное тело первокурсницы для собственной услады?

Девочка молоденькая, чувственная, совершенно неопытная, естественно, что реагирует она на любое моё прикосновение ярко и страстно, как ни одна из моих бывших пассий. После нежных стонов Ивановой и тщательно искусанных губ, соображать рядом с ней просто невозможно.

Но оправдание, конечно, слабое. Я-то взрослый мужик и думать должен за двоих. Конечно, ей нравится то, что я с ней делаю — это естественно. Всем нравится. Вот Баранову оближи с ног до головы, разве она не будет довольна? Безусловно будет. От этой мысли появляется лёгкое омерзение.

Ну а дальше-то что? Куда нам двигаться в наших запутанных непристойных отношениях? Лишу её невинности и начну приглашать к себе домой после пар? Но не с ночевкой, конечно же, это не наш случай. Эдак часов до девяти, чтобы Иванова могла вернуться домой в «приличное время». Не слишком поздно — так, чтобы мать не успела заподозрить дочь в отношениях с ушлым преподавателем и, самое главное, не начала волноваться! Чувствую себя Гумбертом из «Лолиты», осталось ещё жениться на Барановой для прикрытия, стараясь припрятать свою дикую страсть к студентке.

Качнувшись на пятках, сжимаю балконные перила. А что же дальше? Получив дозу плотских утех после окончания её и моих пар, я стану подвозить Иванову, воровато останавливаясь за квартал до её дома. Она будет прятаться от соседей, наклоняясь ниже уровня окон, а я — придумывать оправдания для друзей и матери. Правду будет знать лишь мой младший брат, ну потому что от него невозможно что-то скрыть.

Однако всё это низко и подло. Такие странные секретные отношения унижают женщину. Я к такому не привык. Да и Наташе в её юные годы нужна чистая светлая любовь и романтика.

Взглянув на часы, про себя отмечаю, что десять давно уже есть, а Ивановой всё нет.

Разве мог я ещё полгода назад помыслить, что втянусь в низкопробную интрижку, совратив совершенно юное невинное создание?

Да, Наташа смелая, честная и эмоции свои выдает на-гора, но она ведь совсем не знает жизни. Сама сказала, что даже парня у неё не было.

Защищаю её от бестолкового студента, чтобы превратить в кого? В свою личную секс-рабыню? Да и не примет она такие фривольные отношения. Поначалу ей всё интересно, она, можно сказать, познает новый для себя мир. А дальше-то что? Ей захочется свиданий, совместных прогулок, демонстрации наших отношений направо и налево, как делают парочки её сверстников.

И можно бы выкинуть из головы, но не получается. На экскурсии, внутри пещер, оглянулся, а Наташи среди студентов нет. Испугался. Хотя куда она могла деться? Очевидно же, что отстала от группы, но все равно кольнуло. Напрягся.