Он такой нежный и в то же время требовательный. Мне очень-очень понравилось. Профессор творил со мной невероятные штуки. Он меня просто размазал по покрывалу, настолько сильно я впечатлена произошедшим. Я теперь неделю, а то и две, не стану мыться.
Ведь это же что-то значит? Дышать больно от восторга и трепета. Конечно, Роман не может быть таким с каждой своей подружкой в мокасинах. Такая страсть и нежность — это только для меня.
Покончив наконец с переодеванием, пытаюсь покинуть номер. Как же эта дверь закрывается?! Боже, я сую ключ не в ту скважину да ещё и вверх ногами.
Он же сказал, что я нравлюсь ему. Наши отношения наверняка исключительные. Не станет он целовать туда первую встречную. Фу, нет, не может быть. Я уверена, что я для него, как и он для меня, очень особенная. А ещё он закрывал глаза во время поцелуя.
Трижды возвращаюсь к двери и дергаю ручку, проверяя не осталась ли она открытой. Моя соседка не переживет, если кто-то украдет её хлопковые труселя в синий цветочек. Она любит их развешивать на батарее, а потом рассказывать, что здесь всё плохо сохнет. Бегу тем же маршрутом, прямо к автобусу.
— Ну, наконец-то, Иванова, вы почтили нас своим присутствием! — набрасывается на меня Баранова. — Весь коллектив должен целый час ждать одну…
— Лариса, остынь! — неожиданно громко и резко заступается за меня Роман Романович, заставляя меня потупить взор и покраснеть до кончиков волос.
Поверить не могу и сейчас просто умру. Он правда это сделал — грамотно заткнул ей рот, чтобы она не смела на меня кричать.
— Я сам разберусь! Хочешь успокоиться — разберись в причинах своего несчастья. Хочешь понервничать — разберись с причинами счастья.
Явно не понимая смысл сказанного, Баранова, оскорбившись, замолкает и, отвернувшись от нас обоих, ставит свою длинную изящную ногу, обтянутую узкими голубыми джинсами на подножку.
— Это тавтология, Роман, и ты прекрасно это знаешь. Ты обязан её наказать!
— Вот когда я узнаю причину опоздания, тогда и смогу рассудить, каким именно должно быть наказание.
— Да очевидно же, что девчонка много на себя берёт.
— Знания никогда не бывают лишними, Лариса. Мы во всём разберёмся.
Профессор смотрит мне в глаза, указывая рукой заходить в автобус, я послушно киваю. На ступенях, при входе, возникает заминка и Заболоцкий как бы случайно грудью прижимается к моей спине. Сердце уходит в пятки. Волоски на шее становятся дыбом. Я чувствую его, узнаю по сладостным ощущениям. Какой же он особенный!
Прохожу между рядами и, плюхнувшись на пустое место рядом с Паньковым, снова слышу сдержанный тон профессора:
— Прежде чем делать какие-то выводы, надо всё ещё раз перепроверить, — строго обращается он к англичанке.
Эта фраза из прошлого заставляет меня съëжиться. Да, тогда, два года назад, он сказал точно так же. Страх ударяет куда-то в затылок и разлетается вдребезги. Сомнения с годами никуда не скрылись и не улетучились. А что, если мой любимый профессор узнает о том, что именно я натворила? Он меня не узнал, внешне я изменилась, подросла, но вдруг…
Устраиваясь поудобнее на сиденье рядом с Паньковым, я снова думаю о профессоре. Не должна моя тайна оказаться концом света, он взрослый человек, он поймет, он простит. Хотя я и не собираюсь ему ничего рассказывать — только если случайно. Но нарочно признаться вот в этом? Нет уж. Увольте. Я ему нравлюсь, сегодня он показал, как сильно. Не позволю бывшим секретам разрушить наше счастье.
Не важно, ничего уже не важно. Муки совести — это прекрасно, но они не должны мешать развиваться в будущем. Профессор оборачивается, блуждая глазами по салону и выискивая меня. От этого маленького знака внимания сердце снова заходится. Всё будет хорошо, уже ничто не собьëт нас Романом с намеченного курса.
Автобус плавно выруливает на трассу. Подпираю щеку рукой, уткнувшись носом в окно. Как же хочется под бочок к профессору, а не вот это вот всё.
Студенты привычно гудят, громко разговаривая друг с другом, преподавательский состав ведёт себя тише и гораздо сдержаннее, но в общем в «икарусе» шумно. Не могу усидеть на месте. Меня как будто из горшка цветочного с корнем выдрали и бросили без воды и земли на пол. Хочу к нему! Мечтаю сидеть рядышком и обсуждать экскурсию, бутерброды, дорожные знаки, метеорологические условия, да какая разница, что обсуждать, лишь бы с ним. Он же такой умный и интересный, у него же не голова, а дом советов. Даже сообщение не могу послать ему, когда он сидит рядом с «этой».
— Ну какая же она лапочка в этих джинсах.
Мне неинтересно слушать своего одногруппника, но Паньков будто пластиковая игрушка, оснащённая механизмом завода. «Лариса Владимировна то, Лариса Владимировна сё»
— А если я подарю ей цветы? Иванова, как думаешь, это не перебор? — шепчет мне на ухо Паньков, а я глаза закатываю, продолжая подпирать щеку.
Лучше бы он в компьютерные игры играл и всякую гадость курил, как все нормальные парни его возраста.
Прижимаясь к моему плечу, одногруппник обдает меня запахом сухариков со вкусом холодца с хреном.