Строгий заяц при дороге

— Что ж, как говаривал мне один спец по сантехнике: «Негоже бросать друга в бидэ!» Помогу я тебе, Макс. Знаю и про икону. Хомяк мне ее даже купить предлагал, — и лик Пиявы тоже вдруг расцветился вовсе не свойственным ему добро- и простодушием. — Только Славка столько заломил за нее, что я отказался. Порекомендовал я ему одного денежного типа. Хомяк пошел к этому типу, и я Хомяка больше не видел.

— А что за тип? — поинтересовался я.

— Да грузин один с колхозного рынка. Гиви его зовут. Пойдешь к нему спрашивать?

Я кивнул.

— Думаю, ты его сразу узнаешь, — с готовностью выпалил Игорек, — у него шапка пошита из енота. Ни с кем не спутаешь. Не мужик, а денежный мешок. Только без пароля он с тобой просто разговаривать не станет. У тебя хорошо с деньгами? Придется раскошелиться. Возьмешь два ведра и пойдешь на базар. Там разыщешь Гиви, подмигнешь ему сначала правым, а потом и левым глазом. Потом купишь у него два ведра грейпфрутов. Не перепутай: грейпфрутов, а не картошки! Расплатишься с ним, как положено, и только потом спрашивай его о чем пожелаешь!

«Пароли какие-то, — подумал я, — того и гляди на шпиона нарвешься или на предателя родины. Надо бы с ними поосторожнее!»

Совсем мне перестало нравиться предстоящее мероприятие. А Игорек уже снова тащил меня за стол. Только я отказался и покинул эту компанию, провожаемый грустным взглядом Ники и золоченой ухмылочкой Зуева. Век бы мне этой рожи не видывать!

— А ты поостерегись! — сказал я Игорьку на прощание. — Эти твои штучки с одеколоном дурно пахнут. Ульяна, хоть и длинная до неприличия, а восемнадцати ей явно еще нет. За спаивание таких деточек законом конкретный срок выдается, и я тебя покрывать не намерен!

— А я что? — ответил Пиява. — Я ей в рот не наливаю. Сама пьет, дура! А мы только смотрим. Развлечение у нас сегодня такое — смотреть, как Ульянка одеколон пьет…

Сам не знаю почему, но переночевал я у Аси в кухне, на раскладушке. Мне казалось, что так она будет меньше нервничать. Но она все-таки нервничала и плакала всю ночь.

В восемь утра, за чаем, я машинально повторял про себя: «Гиви… шапка из енота… новенькая десятка…» В чем-то Зуев меня обманул. Вот только в чем? И тогда я решил вернуться к Игорьку и устроить ему допрос с пристрастием.

Красноглазая, как кролик, Аська собирала сына в детский сад. Я улыбнулся ей ободряюще, влез в шубу и вышел из дома. За ночь деревья покрылись свежим инеем, прохожие прятали в воротники разноцветные носы, а на придорожных сугробах прыгали от холода обалделые воробьи.

До Зуева было два квартала. Я одолел их, не успев как следует замерзнуть. Поднялся по лестнице, позвонил в знакомую дверь. На звонок не открыли, но дверь подалась от прикосновения моего локтя. Я вошел в куцую прихожую и деликатно кашлянул, предупреждая о себе. Отсюда был виден уголок стола с остатками вчерашней пирушки, в воздухе застоялся густой запах одеколона. Поставил ведра, вошел.

Комната плавала в сумраке от задернутых штор, и лишь острый фонарный луч, который падал в щель между занавесками, лежал поперек фигуры Игорька, ничком распластанного между столом и зеркалом.

Мне еще ни разу не приходилось видеть у людей мозги поверх прически, но здесь с первого взгляда было понятно, что правды от Игорька мне услышать так и не доведется…

Я сел, где стоял, борясь с подступающей тошнотой. Весь мой недавний пыл бесследно улетучился. Уйти бы сейчас из этого страшного места, да куда скроешься? С минуту сидел я, противно потея, с закрытыми глазами и тряс головой. Потом думал. Вчерашние мальчики-девочки могут и на меня показать в случае чего. С них станется. Значит…

Я попытался унять противную дрожь в руках, взял со стола и тщательно вымыл под краном свои вчерашние бокал и тарелку с прилипшими к ней остатками салата. Протер шарфом дверные ручки, которых касался руками. Не хватало мне только обвинения в убийстве! Так, что еще? Взяв со стола флакон с недопитым «Шипром», я выцедил его на сидение стула. Теперь и овчарки меня не унюхают! Пустой пузырек—в карман. А в пепельнице я, помнится, вчера оставил окурок… Кажется, все!

Стараясь не смотреть на труп, на багровые сгустки в светлых волосах, я по краешку ковра прошел в спальню. Там, на широкой кровати разметалась в тяжелом одеколоновом сне Ульяна.

Вот, значит, как… Игорька я никогда не любил. С ним был связан далеко не самый приятный отрезок моей биографии. Но я знал его с детства, а друзей детства терять всегда тяжело, даже если они тебе и не друзья больше.

Я уже стоял в дверях, когда меня пронзила нежданная мысль: «А ведь ты поступил, как скотина последняя, Максуд Александрович! Милиция все равно будет тебя искать — не прошел незаметно твой вчерашний визит — и доставишь ты только лишнюю мороку милиции». Это заставило меня вернуться в комнату. Двигаясь, как сомнамбула, я зацапал потными руками зеркало и полированный стол, шкаф и экран телевизора, перетрогал все бутылки и рюмки. Нет, никто не обвинит меня в трусости или подлости! Вот так.