Строки, обагренные кровью

Редер следил за каждым движением Софьи Федоровны и удивлялся стойкости простой русской женщины и хрупкого юноши, почти мальчика. Почему они молчат? Ради чего переносят эти муки? Им же угрожает смерть. Стоит лишь дать знак, и их не будет на свете. Они должны заговорить, черт возьми! Он заставит их заговорить!..

Софья Федоровна еле стояла на ногах. Собравшись с силами, она бросилась на гитлеровца, чтобы вырвать из его рук сына. Но Редер был начеку. Оттолкнув женщину, он закричал:

— Ну, скажешь?

— Я действовал один!..

Широко раскрытыми глазами мать смотрела на своего сына. С чем можно сравнить ее переживания в эти минуты. Она молчала. Тогда палач, схватив штык, вновь подошел к Лене. Когда он выколол сыну глаз, Софья Федоровна, как подкошенная, упала…

Очнулась она во дворе. Сначала не могла понять, где она и что с ней было. Может, все это тяжелый сон? Нет. Это был не сон.

Поняв, что она больше не увидит сына, Софья Федоровна закричала не своим голосом:

— Изверги! Отдайте моего Леню!

Ее схватили два гестаповца и вышвырнули за ворота. Она долго лежала на тротуаре. Рассыпавшиеся волосы ее стали совсем белыми. Софья Федоровна с трудом поднялась и, Шатаясь, поплелась, сама не зная куда. Ноги вывели ее на улицу, по которой Леня в наручниках шел в гестапо. Она бросилась на мостовую и стала целовать камни — ей чудились на них следы сына…

Последний раз Леню Тарабукина допрашивали девятого апреля сорок четвертого. Его снова пытали. Юноша терял сознание, Рашпиль обливал окровавленное тело холодной водой. И когда это тело начинало шевелиться, над ним склонялись гестаповцы:

— Говори!..

Наконец Леня открыл единственный глаз и, глотая кровь, зашевелил опухшими губами.

— Громче, громче говори! — требовал Редер.

Леня сделал попытку приподняться.

— Скажу, — еле слышно проговорил он. — Теперь скажу.

Ему помогли сесть на полу, придерживая за плечи. Несколько минут он молчал, собираясь с мыслями. Потом поднял голову и тихо, но отчетливо произнес:

— Идет расплата, гады… Возмездие… Это уж точно!..

Редер злобно пнул Леню ногой и бросил Рашпилю:

— Убрать…

На рассвете десятого апреля 1944 года вместе с другими заключенными Леню Тарабукина расстреляли недалеко от города, в Дубках.

А через три дня Красная Армия освободила Симферополь.

Н. ПАНЮШКИН.

ЗАВЕЩАНИЕ МАТЕРИ

НАДПИСЬ ПОДПОЛЬЩИЦЫ ШУРЫ СЕМЕНЧЕНКО НА СТЕНЕ КАМЕРЫ ГЕСТАПОВСКОЙ ТЮРЬМЫ

Семенченко Шура, 20 лет от роду. Погибла за Родину. Передайте родным, чтобы отомстили за меня, за сына. Сынуля, Женя! Прощай. Сегодня я буду расстреляна. Будь патриотом Родины. Не предавай никого. Веди мое дело. Бахчи-Эль, Пожарная, 15.

…Все! Жить осталось недолго — несколько часов, может быть, считанные минуты.

Скоро послышатся их шаги в коридоре. Скрипнет и откроется тяжелая дверь с решеткой. Раздастся резкое и страшное, как гром: «Выходи!..»

Надо собрать все силы — чтоб встать и ноги не подломились; сказать: «Прощайте, товарищи!», чтоб голос прозвучал твердо. Твердым должен быть и шаг. Ведь пройти надо трудный путь во двор, к машине смерти, потом от машины ко рву смерти. Чтоб не дрогнуть. Не позволить врагам подталкивать, тащить к роковому рву. Наоборот, пусть они дрогнут, пусть почувствуют силу нашего духа.

Только двадцать. Начало жизни. Только пришла любовь. Сын… Но вот как обернулось: смерть или измена. И, чтоб не изменить, не предать, спасти других, отстоять дело, надо умереть.

Ей предлагали: «Отрекись. Выдай. Подпиши!». С гневом отвергла. Вместо подписки о сотрудничестве с врагами написала сыну: «Будь патриотом Родины…» Кровью сердца написала. На тюремной стене. Пусть заговорят камни. Передадут завещание матери. Пусть ее мальчик будет сыном патриотки, а не сыном предательницы. Пусть вырастет человеком с чистой совестью, патриотом своей Родины.

Так думала Шура Семенченко, идя на смерть. Так написала.

Первым, кто рассказал людям о подвиге Шуры Семенченко, был писатель Иван Андреевич Козлов, ее соратник по подполью, бывший в то суровое время секретарем подпольного городского комитета партии в Симферополе. Предсмертные слова Шуры, оставленные ею на стене камеры, Козлов поместил на странице своей книги «В крымском подполье».

Добрым словом вспоминают Шуру и другие ее соратники по борьбе, близкие и родные.

РАССКАЗ ЕВДОКИИ ИВАНОВНЫ, МАТЕРИ ШУРЫ СЕМЕНЧЕНКО

— Шура росла очень смелой девочкой. Отчаянная голова была. В детстве даже дралась с мальчишками. Когда училась в начальных классах, на нее жаловались — озорная. Но по натуре была Шура добрая, ласковая. И очень настойчивая.