Строки, обагренные кровью

Вот и подходит жизнь к концу. Через день-два меня и товарищей по борьбе расстреляют. Жаль уходить из жизни в 19 лет. Это так мало на фоне человеческой жизни, но это и много потому, что кое-что сделано. Ненавижу этих проклятых фашистских выродков. Будьте прокляты матери, родившие таких ублюдков. Мало мы били этих гадов. Мало я доставляла мин. Жаль маму и папу, старенькие они, будут сильно плакать, ведь я 4-я из нашей семьи, кто стал на защиту Отечества. Братики мои родные! Где вы? На каком фронте бьете фашистскую погань? Живы ли вы, мои любимые? Не забывайте свою сестренку, отомстите за мою смерть.

Да здравствует СССР!

Смерть фашизму!

Все равно мы победим.

Прощайте, люди. Отомстите.

Вера Гейко.

Домик на окраине города. Обыкновенный, ничем не примечательный. Таких немало в Симферополе. И жили в нем люди простые, обыкновенные. Николай Яковлевич Гейко работал на мельнице, Ульяна Петровна растила детей, вела нехитрое хозяйство. Один за другим сыновья и дочери разлетелись из отчего дома. Осталась лишь младшенькая Вера, которую с детских лет называли ласково — ясочка. Но и она быстро взрослела. Окончив семилетку, поступила в зубоврачебную школу, в сорок первом вступила в комсомол.

В начале лета на побывку домой приехали три брата. В доме допоздна раздавались песни, смех. И вдруг — война. Мать плачет тихо, беззвучно. Чует материнское сердце: не увидеть ей больше своих соколиков.

Настал час расставания. Первым поднялся отец.

— Ну, дубочки мои ридненьки, — с надрывом сказал он, — ростыв я вас по-хорошому, как деды наказувалы. Теперь ваш черед пришел бить лютого ворога. Бить по-нашенскому, как мы били эту погань в гражданскую.

Мать подбитой птицей метнулась к сыновьям, прижалась к младшему, Сашеньке, и тихо, тихо запричитала.

— Хватит! — сказал отец. — Идите, сынки мои, да возвращайтесь до хаты с победой…

Однажды вечером соседский мальчишка прибежал, испуганно крича:

— Немцы, немцы на улице!..

Город жил в тревоге. Гитлеровцы топтали его обезлюдевшие улицы. На телеграфных столбах качались тела повешенных. Оккупанты врывались в дома, уводили людей, забирали продукты, ценные вещи. Днем и ночью не прекращалась стрельба, зловещим эхом отдававшаяся в сердцах советских людей.

Но Симферополь не покорился захватчикам. Под руководством подпольного партийного центра в городе действовали патриотические организации, наносившие смелые удары по врагу.

Все чаще и чаше взрывались цистерны с горючим, летели под откос поезда с боеприпасами, боевой техникой и солдатами. Рядом с приказами гитлеровцев подпольщики расклеивали партизанские листовки, газеты со сводками Совинформбюро.

Советские патриоты установили связь с партизанами, собирали ценные разведывательные данные о противнике, снабжали партизан медикаментами.

…Вечер. Темно. Вера идет гулкими пустыми улицами, шлепает по лужам, по грязи, липкой и тягучей. Туфли давно промокли.

— Вер да? Кто идет? — раздается требовательный окрик. Вера останавливается.

— С дежурства, — отвечает она и, напрягая зрение, всматривается в темноту.

От стены дома отделяются две человеческие тени и медленно направляются к ней.

Вера знает, что двигаться нельзя. Она стоит, неслышно переступая застывшими ногами. Только сердце стучит часто и гулко.

В нескольких шагах от нее вспыхивает свет ручного фонаря. Его луч ощупывает снизу до верху. Патруль подходит вплотную. Тот же резкий, лающий голос требует:

— Удостоверение!

Вера подает.

Прямо перед ней — дуло автомата. Луч света пробегает по бумажке.

— Можете идти!

Уже второй год Вера является членом подпольной молодежной группы зубоврачебной школы, которой руководит Толя Досычев. С ним она не раз ходила в лес, бывала в партизанском штабе.

Письмо Веры Гейко на косынке.

Вере доверили большое и сложное дело. Она стала связной Северного соединения партизан. Из леса в условленное место партизаны приносили мины, взрывчатку, литературу. Вера забирала и разносила по нужным адресам.

Вот и сейчас после дежурства в больнице Вера зашла на квартиру Самарской за минами. Хорошо, что так обошлось, не обыскали.

Девушка ругает себя за опрометчивость. Ведь могла бы зайти за минами завтра днем. Так было бы надежней и безопасней.