Стронциевый Код

Она может отключится. Она тоже не должна упасть. Она уже расплакалась. Я крепко держу, и я позволил ей, прислонившись к моему телу, плакать. Мне кажется, что мы оба веками жили в холоде, влажности и боли. Тупая, продолжительная боль бьет меня по затылку. Кровь течет из моего колена, и вся моя левая сторона онемела. Я заторможен, измучен, голоден и встревожен. Что делает "Whiteshark"? Если Фармингтон заметил безумные маневры Акаи Мару, его люди уже должны быть здесь! Вывод: либо ничего не видел, либо не понял. Или его уже нет ...

Я, который обычно так гордится тем, что работает в одиночку, должен ждать неотложной помощи. Я, который всегда гордился своей солидной подготовкой, нахожусь в конце возможностей.

Шэрон постепенно успокаивается. Его бормотание прерывается тихими рыданиями.

- Простите, Ник. Я знаю, что не должна бояться, но мне страшно.

- Мне тоже.

Я нежно целую его, потом мы долго жмемся в темноте. Снаружи время от времени все еще раздаются выстрелы. Но последние острова сопротивления вскоре падут против советских десантников. Мы знаем это и чувствуем себя одинокими, наедине с собой. Только надо держаться, для того, чтобы вывести из строя двигатели, чтобы злоумышленники не смогли выполнить свою преступную миссию.. Я наклоняюсь к Шэрон:

- Ты готова идти?

- Да.

Я ослабляю хватку, и мы снова начинаем спуск. На семь или восемь метров ниже лестница заканчивается огромной площадкой. Моя нога попадает в инертную массу. Это тело Сакаи.

Через мгновение появляется Шэрон.

- У тебя есть фонарик?

- Да, - отвечает она.

Она достает из костюма фонарик и зажигает его.

Сакай застонал, пытаясь сесть. Невероятно, он все еще жив! Я сижу рядом с ним.

Вся его белая форма залита кровью. Он булькает в глубине его горла. Большие алые пузыри появляются и лопаются между ее губами.

- Нет, говорю я ему. Не говори.

«Трап…» - бормочет он хриплым и влажным голосом. Дорожка машинного отделения… внизу…

Этому несчастному человеку больше нечего делать. Даже затащив его в больничное крыло - если доктор еще жив - мы его не спасем. Его тело полностью поражено изнутри. Но его сопротивление, его решимость выжить еще немного поразительны.

- Спусти меня, - продолжает он с все более очевидными трудностями. Я все еще могу ... помочь тебе ...

Он сжимает мою руку. В его глазах вспыхнула яркая вспышка.

- Мы не можем сдвинуть тебя с места, Сакаи.

Шэрон смотрит на нас галлюцинированным взглядом, с выражением неописуемого ужаса на ее лице.

- Я не хочу умирать в этой норе. Не покидайте меня! - слабо умоляет Сакаи. Я все еще могу тебе помочь.

Меня охватывает тот же гнев, что и на подиуме. Меня охватывает неистовое желание ударить, разорвать, разорвать. Готов кинуться в машинное отделение, уничтожая все на своем пути. Имя гудит в моей голове, навязчиво: Кобелев. Человек, ответственный за эту бойню. Если, к счастью, я переживу это, клянусь, я лично сообщу ему о Нике Картере.

- Мы вас отвезем.

Сакай с болезненным усилием улыбается.

Я беру факел Шарон, и мы проводим разведку в узком проходе с низким потолком. В конце есть люк, а под ним, чуть более чем в трех метрах, машинное отделение. Слева от нас поднимается лестница, а справа дверь, расположенная примерно в десяти метрах, ведет в машинное отделение.

У подножия лестницы лежали мертвые полдюжины японских моряков и два советских солдата.

Заканчиваю поднимать люк.

- Оставайся здесь, - говорю я. Я пойду посмотрю Сакаи.

Я быстро возвращаюсь на платформу. Японец сейчас лежит на боку в луже крови.

Встав на колени рядом с ним, я пальпирую его, проверяя его пульс кончиками пальцев. Я ничего не чувствую: сердце Сакаи перестало биться.

Во мне снова поднимается гнев, захлестывая меня, как приливная волна. Требуется много времени и много усилий, чтобы восстановить хоть какое-то подобие спокойствия.

Сердце все еще переполняется беспомощной яростью, я кладу японца на спину, закрываю его глаза и иду к Шарону.

- Так ? она сказала.

- Он мертв.

Она поворачивается и смотрит в проход.

«Бои прекратились», - сказала она.

Затаив дыхание, мы напрягаем уши, пытаясь определить любой шум, кроме шума двигателей. Ничего такого. Русские захватили корабль, а это значит, что теперь весь экипаж мертв.

Я выключаю фонарик, кладу его в карман, открываю предохранитель пистолета-пулемета и погружаюсь в проем люка. Секундой позже ко мне присоединилась Шарон с пистолетом в руке. Молча, как, бежим к двери.

Я открываю ее на несколько дюймов и наблюдаю за этим местом.

Трое русских склоняются над циферблатами и световыми индикаторами, а другой говорит в рацию. Все четверо стоят к нам спиной. Они вооружены автоматами Калашникова.

Я закрываюсь и сажусь.

- Их там четверо. С этого момента нельзя быть на сто процентов уверенным, что мы убьем их всех сразу.

Если кто-то спустится по лестнице, мы попадем под перекрестный огонь. Каждая секунда, проведенная возле этой двери, - дополнительный риск. Потом встаю и шепчу:

- Дай мне свой автомат.

Шэрон передает его мне. Взамен я отдаю ей Узи и запасной магазин.

Она спрашивает. - Чем ты планируешь заняться ?