И их затянувшаяся прелюдия в конце концов перевалилась в дикую страсть. Как и хотел, Габриэль смог забыться. Так сильно, что не мог бы вспомнить, какой сегодня день, какое число и какой месяц. Отдавался сполна, и получал столько же. Под конец, чувствуя как внутри вновь разливается горячая сперма, он не сдержал гортанного стона. В тот момент так сильно захотелось остаться на месте, позволить совершиться сцепке, стать едиными до самого конца. Но Винсент, ухватившись за единственную крупицу рассудка, успел покинуть тело любимого, уже чувствуя, как стал набухать узел. Это получилось немного болезненно для обоих, но это лучше, чем ранняя беременность. Винсент не смел ставить инстинкты выше разума.
А затем они, не сговариваясь, направились в душ. На обоих почти не было одежды, скинуть остатки — дело плевое, а под теплым напором воды и объятьями любимой пары, можно плыть в нирване, не думая ни о чем.
— И все-таки, — Винсент ласково массировал плечики омеги, — небольшое представление стоило такого дикого секса.
— Вот черт, — страдальчески простонал Габриэль, только сейчас вспомнив одну важную вещь. — Неделя воздержания.
— Мы с тобой квиты, — широко заулыбался альфа, прижимая обнаженного омегу к себе, и все еще стоя под теплыми струями воды.
В живот недвусмысленно так стала упираться постепенно возбуждающаяся плоть. Да и чего греха таить, у самого омеги гормоны начинали брать вверх. Под водой, прижимаясь к голому альфе, с его ласками — только у импотента не встанет.
— Я смотрю кто-то не против продолжения?
— Могу тот же вопрос задать тебе, — усмехнулся Винсент. Секунда и омега оказался прижат к плитке лицом. — Я ведь обещал два дня не выпускать тебя из постели. Получите и распишитесь.
Губы заскользили от затылка, к шее, вниз по позвоночнику. Холодная плитка, теплая вода и горячие поцелуи создавали обалденный контраст. Краем сознания Габриэль стал понимать, что сейчас может сделать любимый. Сущность взрывалась от восторга и заставляла раздвинуть ножки еще немного и выпятить попку. И Винсент не упустил возможности слегка прикусить упругую половинку. Ладони дали доступ к самому сокровенному местечку омеги. Язык прошелся по ложбинке несколько раз, не проникая внутрь, как бы дразня любимую пару от таких ласк.
Держать в себе рвущееся стоны просто невозможно. Эти несравненные ни с чем ощущения! Последний раз были во время течки. Габриэль тогда готов был сойти с ума от того, что творил с ним альфа. И сейчас это чувствовалось не менее остро. Он царапал плитку, кусал губы и едва мог нормально стоять, когда колени начали дрожать.
Язык альфы перестал дразнить, проникая внутрь жаркого тела омеги.
— Ты сладкий, — всего на мгновение оторвался альфа, издав тихий смешок и вновь проникая в тело пары. И довел одними этими грязными ласками.
Прижавшись вновь щекой к плитке, Габриэль позорно кончил, когда ощутил язык альфы чуть глубже в себе. И с финалом ноги перестали его держать, он стал сползать по кафельной стеночке.
Винсент, успевший оторваться от омеги, перехватил его за талию.
— С тобой все хорошо? — с беспокойством спросил альфа, прижимая любимого с себе и садясь с ним на бортик.
Мокрые волосы уже порядком облепили лицо. Габриэль лениво откинул их назад, почти «прилизал», и обернулся в руках альфы к нему лицом.
— Крышесносно…
— Я вижу, — усмехнулся Винсент, — что ноги аж не держат.
— Ты не делал так… с периода течки, — стыдливо отвел глаза.
— Не знал, что тебе так понравилось, — альфа погладил омегу по бедру.
— Это же самая чувствительная зона, — Габриэль обнял за плечи и уткнулся немного прохладным носиком в горячую шею альфы. — Как мне может не нравится? К тому же, когда это делаешь ты.
— Вот сейчас я даже не знаю, то ли порадоваться комплименту, то ли посмеяться, — улыбнулся альфа.
— Посмеяться, что в прямом смысле вылизывал мне зад?
Винсент не выдержал. Как же забавно все это звучит. Альфа захохотал в голос Габриэль скривился и тактично прикрыл уши ладонями. Какого же черта так громко?
— Ну ты даешь! Надо же такое отмочить.
Ради усмирения своей оскорбленной персоны, ведь готов был укусить альфу за его громкий смех, он ведь ничего смешного не сказал, только правду, в общем, залепил несильную пощечину, которую едва ли такой можно назвать, скорее уж легкий хлопок.
— Хэй! — возмутился Винсент. — Это что еще за садистсикие наклонности?
— Не будешь надо мной смеяться.
— Буду, — весело отозвался Винсент.
— Тогда вторая щека получит куда более увесистый удар, — мило улыбнулся омега, готовя руку, если альфа, не дай Бог, действительно засмеется.
Винсент засмеялся, только успел перехватить ладонь и поцеловать каждый пальчик. Кажется, настала его очередь впасть в истерику, только полярную.