Читаем Строптивый омега (СИ) полностью

— Это крылатый конь, появившийся из капель крови поверженной горгоны Медузы в тот момент, когда Персей отсек ей голову. Поскольку конь появился у истоков Океана, его назвали Пегасом, что в переводе означало «бурное течение». Стремительный и грациозный, Пегас сразу стал объектом вожделения многих героев Греции. Днем и ночью охотники устраивали засады на горе Геликон, где Пегас одним ударом копыта заставил бить ключом чистую прохладную воду странного темно-фиалкового цвета, но очень вкусную. И так появился знаменитый источник поэтического вдохновения Гиппокрена. Наиболее терпеливые, случалось, видели призрачного скакуна; самых удачливых Пегас подпускал к себе так близко, что казалось, еще чуть-чуть — и можно дотронуться до его прекрасной белой шкуры. Но поймать его не удавалось никому: в последний миг это неукротимое создание взмахивало крыльями и с быстротою молнии уносилось за облака. Лишь после того, как мудрая богиня Афина подарила юному греку Беллерофонту волшебную уздечку, он смог оседлать чудесного скакуна. Верхом на Пегасе Беллерофонт смог подобраться к Химере и с воздуха поразил огнедышащее чудовище. Увы, опьяненный своими победами, Беллерофонт возомнил себя равным богам и, оседлав Пегаса, отправился на Олимп. Разгневанный Зевс поразил гордеца, а Пегас получил право посещать сияющие вершины Олимпа. Летая с быстротой ветра, Пегас доставлял Зевсу-громовержцу громы и молнии и считался покровителем поэтов.

— Кажется, я заберу это книгу у Дитриха, — рассмеялся куда-то в шею омеги. Кто бы знал, что обычные мифы и легенды так понравятся Габриэлю.

Из-за его дыхания на чувствительной коже стало щекотно. Омега тихо прыснул, немного отстраняясь. И вдруг захлопнул книгу.

— Ты не смеяться должен, а внимательно слушать.

— Я сама внимательность.

— Да неужели?

— Мне нравится слушать, как ты читаешь, — не слукавил альфа, улыбнувшись, — у тебя сейчас голос еще прекраснее.

— Куда уж еще прекраснее, — усмехнулся омега. — Смотри как бы я не заворожил тебя, подобно сиренам.

— Уже заворожил. Давно приворожил. Одним взглядом, именем, голосом, — как в бреду, шептал альфа.

— О, мой влюбленный бедный принц. Уж не боишься ли ты, что я могу этим воспользоваться и построить коварные планы? — спросил Габриэль, хитро поглядывая.

— Я не против. Если не сбежишь от меня.

— Ты же не позволишь.

— Не позволю, — согласился альфа.

— Тогда нет смысла переживать, — отложив книгу на рядом стоящий журнальный столик, омега сменил позу, перебравшись к альфе на колени. И за окном, как раз вовремя, сверкнула молния, а за ней ударил гром.

— О да, волшебный звук, — от удовольствия Габриэль прикрыл глаза.

— И все-таки ты уникален, — Винсент откинул голову назад, прикрыв глаза. Он любил и дождь, и гром, и молнии. — Обычно омеги трясутся из-за такой погоды.

— В громе нет ничего страшного, что нельзя сказать о молнии.

— Молнии — красиво, — улыбнулся Винсент, — вот попадем в грозу, когда дома будем, увидишь всю ее прелесть с высоты птичьего полета.

— Черт, ну вот зачем ты сказал? — Габриэль повернулся к любимому спиной и прижался к его груди. — Теперь скорее хочется это увидеть.

Винсент достал телефон, пролистывая фотографии.

— Качество не то, конечно, как при съемке с фотоаппарата, но тоже ничего, — альфа сунул мобильный в руки омеги.

Завораживало. Разной формы и размера, даже через фотографии они поражали своей красотой и мощью. А что же будет, увидь их своими глазами? Габриэль пролистал четыре таких фотографии, а там уже пошли другие фото. Шариться он не стал, и сразу отдал мобильный хозяину.

— Желание только увеличилось.

— Это да, — Винсент еще какое-то время задумчиво повертел телефон в руке, — хочешь фото посмотреть?

— Какое?

— Вообще, что на телефоне есть, — пожал плечами Винсент. — Чтобы ничего не было неожиданностью. Заодно удалишь те, что не по вкусу. У меня никак руки не дойдут.

— Странные у тебя желания, но если так хочешь… — с каким-то недоверием Габриэль забрал телефон обратно и сразу полез в раздел с фотографиями.

Наивно предполагал, что там будет одна папка… да вот фиг. Десять папок. Глаза постепенно округлялись. Но на каждой папке своя тема. Ничего не смешано. Габриэль вообще никогда в чужих телефонах не лазил. Он был не из тех кто контролирует по каждому смс.

Были фото и с друзьями, и в разных странах, и по работе, и даже в клубах. И конечно же не обошлось без незнакомых омег и девушек. Те, что смотрелись вполне безобидно, то бишь ни мацали, ни лезли целовать, ни пожирали взглядом, Габриэль не трогал. Мало ли, какой знакомый(ая) или родственник. А остальных удалял. В итоге в двух папках подчистил список фотографий.

Винсент с интересом наблюдал за омегой. Так забавно он смотрелся, когда удалял ненужные фото. Хотя, стоило признаться, больше половины персонажей в телефоне альфа и помнить не помнил.

— Есть хоть одна страна, которую ты еще не посещал?

— Хм, некоторые страны Африки, — прикинул Винсент, — и некоторые в Азии.

— Есть причины?

— Не успели, — пожал плечами альфа, — у родителей тоже работа была, там сестра замуж вышла, потом родители умерли, не до отдыха.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство