Читаем Строптивый омега (СИ) полностью

— Жениха, да? — с прищуром спросил омега, когда они остались одни и направлялись в сторону машины. И не удержался от того, чтобы после вопроса ущипнуть альфу за бок.

— Я мог сказать иначе, — усмехнулся тот, забирая пакеты с одеждой, — что ты мой муж. Но вряд ли ты еще будешь окликаться на мою фамилию. Пойдем в раздевалку.

Винсент всучил омеге его пакет, указывая на один из домиков. И стоило остаться одному, омега с интересом вытащил костюм. Ничего особенного в нем не было, костюм как костюм. Если только не считать, что белые бриджы слишком сильно обтягивали задницу. Но разум утверждал, что так все так и должно быть. Одежда для верховой езды обязательно должна иметь облегающий силуэт и быть прочной. Сверху жилет и куртка темно-синего оттенка. На ногах специальные сапоги, голенища их доходила до колен. И в завершении белоснежные перчатки, в тон бриджам.

У Винсента не сильно отличался костюм, только цвета наоборот: штаны черные, а верх белый. Дожидался он омегу у выхода в его раздевалку.

Габриэль вышел на улицу, держа в руках шлем. Ему не хотелось портить прическу, но в тоже время он знал, что ему нужен головной убор. Вот такая дилемма.

— Как же тебе идет, — улыбнулся альфа, оглядывая стройное тело.

— Ты тоже неплох, — похвалил Габриэль, оглядывая своего дорогого с восхищением.

— Идем, твою красавицу уже вывели, — Винсент взял омегу под руку, ведя в сторону полей.

Сэм уже держал за поводья двух лошадей. Черного жеребца Бруно и белоснежную кобылу для Габриэля.

— Имя вправе выбрать ты.

Глядя на свою животину, так гармонично стоящую рядом с черным вороном, имя само слетает с губ:

— Шерри.

— Идем, — Винсент подвел любимого к лошадям.

Сэм откланялся, передавая поводья альфе и давая возможность по его просьбе учить омегу самому.

— Шерри твоя лошадь, — Винсент протянул поводья Габриэлю, — я решил, что тебе захочется иметь собственную лошадь.

— Еще один подарок? — омега взялся за поводья, а свободной рукой погладил лошадь по белоснежной гриве. Та не выказывала никакого сопротивления, стояла себе мирно, даже не фыркала и не ржала лишний раз.

— Да, — улыбнулся альфа, — может, они еще и потомство дадут. Я пока не думал.

— Они? — с непередаваемым удивлением обводит пальцем двух животин.

— Бруно и Шерри, — улыбнулся альфа, — жеребята бы у них вышли прекрасными.

— Теперь понятно, почему именно эта кобылка стала моей.

Габриэль перестал гладить гриву и отошел немного в сторонку, чтобы присмотреться, как лучше забраться в седло. По сути, ничего сложного в этом не было, но так кажется лишь на первый взгляд.

— Давай помогу.

Винсент заставил подойти омегу с левой стороны, взять поводья в руку, ногу поставить в стремя, а другой рукой опереться на спину лошади.

— Теперь подтянись и перекидывай правую ногу, — Винсент придерживал омегу за талию, чтобы ему было удобнее.

Один удачный рывок, не взирая на легкий страх соскользнуть, и вот Габриэль уже сидит верхом, крепко держась за поводья. Высоко все кажется, непривычно. Винсент, удостоверившись, что омега сидит хорошо в седле, подошел к Бруно, с легкостью и изяществом запрыгивая на любимого жеребца.

— И куда путь держим?

— Для начала просто спокойно проедемся по полю, — улыбнулся Винсент, слегка пришпорив коня, чтобы тот потихоньку начал двигаться.

Габриэль какое-то время помялся. Он оглядел кобылку с обоих сторон, еще раз пригладил гриву, и только заметив, что альфа со своим жеребцом ускакали далеко вперед, попробовал осторожно пришпорить свою. Та не спеша двинулась вперед.

Винсент с Бруно, словно дорвавшись до относительной свободы, разогнались. Однако альфа старался следить и за спокойной ездой омеги, поэтому получалось, что он с Бруно наворачивал круги. Однако вскоре кобылка Габриэля, названная теперь Шерри, чувствуя настрой, тоже захотела ускорится. Только повод дай. И Габриэль позволил — несильно хлестнул за поводья, и та пошла рысью.

— У тебя неплохо получается, — Винсент, наворачивая очередной круг, догнал любимого омегу, слегка успокаивая раззадорившегося жеребца, чтобы тот сравнялся по скорости с Шерри.

— Угу, спасибо, — коротко кивнул Габриэль, крепко держась за поводья. По большей части он и головой по сторонам не крутил.

— Не напрягайся ты так сильно, — Винсент нагнулся и перехватил одну руку омеги, целуя запястье. — Расслабься. Тебя никто не сбросит. Она смирная.

Поцелуй и вывел из небольшого оцепенения. Габриэль обратил-таки свое внимание на альфу.

— Пусть ты так и говоришь, но паранойя моя от этого не снижается.

— Тебя же ни разу не сбрасывали, — улыбнулся альфа.

— Если не считать случая, как чуть с крыши не сбросили… — тихо под нос пробормотал омега.

— Что? — Винсент расслышал только слово крыша.

— Ничего, — поспешно ответил Габриэль. — Не кажется ли тебе, что скоро небо заволочет тучами?

— Да не должно вроде, — Винсент огляделся вокруг. — Ну, если даже дождик пойдет, поскачем на арену под крышу.

— Давно ты знаешь это место? — решил полюбопытствовать Габриэль.

— Десять лет. Как ни странно, меня сюда привезла сестра, чтобы было куда девать энергию.

— А друзей для этого уже мало было?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство