Читаем Строптивый омега (СИ) полностью

Как только пара прошла парк, Габриэль вдруг утянул в безлюдное место. По началу они прошли не очень благоприятный район (Винсент еще удивился, почему здесь нельзя было проехать на машине? Но если омега так решил…). А затем его вывели к каким-то руинам. На первый взгляд все выглядело так. А раньше здесь стояло старое заброшенное здание. Габриэль подвел к одному особо выделяющемуся кирпичному столбу и нашел место, где можно присесть. Чем место цепляло еще — так это нетронутой природой. Особенно рядом растущее, склоняющее к земле дерево.

— И часто ты тут проводил свое время? — Винсент по-детски восхищенно осматривал окружающее уединение.

— С восьми лет, — улыбнулся Габриэль, немного отодвигаясь в сторону, чтобы альфа сел рядом.

— Красиво, — улыбнулся Винсент, присев рядом и обняв омегу за плечи. — Однако, мне кажется, тут есть чего бояться для восьмилетнего возраста. А если бы с тобой что-то случилось?

— Ну, — омега отвел взгляд. — было несколько случаев, когда мне приходилось уходить. По вечерам здесь становится небезопасно, ведь это место не такое уж и секретное. Сюда любят забредать компаниями.

— Если бы с тобой что-то случилось, я бы никогда не встретил свою любовь, — альфа уложил голову омеги к себе на грудь.

— Да уж точно бы меня никто не убил, — успокаивающе заговорил Габриэль, доверчиво прижимаясь к любимому.

— И все равно, — Винсент поцеловал в макушку, — я переживаю. Тут красиво, но все-таки небезопасно быть одному.

— А я больше не один, — омега с довольной улыбкой прикрыл глаза. В детстве это место всегда его успокаивало, невзирая на небезопасность, ведь он в любой момент мог удрать. А сейчас, рядом с дорогим человеком, который в состоянии защитить, находится здесь еще приятнее. На душе полное умиротворение.

— Знаю, любовь моя, — Винсент погладил по щеке, — и никогда больше не будешь один.

В уютной тишине они просидели еще какое-то время, пока Габриэль снова не решил подать голос:

— А у тебя есть свое особенное место?

— Когда я жил в родовом поместье, за живыми изгородями были лавочки, они и сейчас там стоят. Родители и сестра туда не ходили. А сейчас я люблю сидеть на крыше моего дома.

— Надо же, какой ты романтик, — хихикнул Габриэль, поднимая взгляд. — Любишь на небо поглядеть?

— Люблю. У меня даже были мысли назвать своего ребенка небом.

— Что прости?

— Хотел назвать своего ребенка как-то по особенному, — Винсент бездумно улыбался. — Есть очень красивое имя, которое обозначает «небо». Я перерыл несколько справочников по именам, пока не нашел эту редкость.

— И с какого же языка? — тут же дошло до омеги и до жути стало интересно.

— С французского.

— Бесполезно, — с улыбкой покачал головой Габриэль. — Кроме merci не знаю ни одного слова на французском, так что скажи сам.

— Сиэль, — Винсент вновь посмотрел на небо.

— Сиэль, — повторил омега, словно пробовал имя на вкус. И оно так приятно ложилось на слух, что улыбка сама собой появилась на губах. — Да… мне нравится.

— Хотя до ребеночка еще далеко, я бы хотел его так назвать, но, наверное, это имя больше подойдет для малыша-омеги, — тихо рассмеялся альфа.

— Почему же? Вполне сойдет и для альфочки. Хм… Сиэль Фантомхайв.

— Габриэль Фантомхайв тоже звучит хорошо, к тому же окончания ваших имен были бы очень похожи, — ласково прошептал Винсент на самое ушко омеге.

— Между прочим, многие имена ангелов заканчиваются на «эль», — омега немного сменил положение, так, что теперь повернулся к нему спиной и откинулся на грудь. Заботливые руки тут же заключили его в крепкое кольцо.

— Да, — Винсент зарылся носом в макушку, — для меня ты и наш будущий ребенок будут ангелочками.

— Тогда уж я архангел, — заявил Габриэль, начиная поглаживать руки альфы.

— Самый главный ангел, — подтвердил альфа. — А я твой верный раб, всегда буду поклоняться.

— Кажется, нас понесло не в то русло, — засмеялся Габриэль, вскидывая голову. — «Победитель».

— Не знал, что ты на латыне говоришь, — удивился Винсент. — А хотя… чего я, ты же медик.

— Спасибо, что еще помнишь о моей профессии, — весело хмыкнул.

— Прости, я языки с детства изучаю, поэтому порой забываю, что у кого-то язык с профессией связан, — виновато улыбнулся альфа.

— Да все в порядке, — Габриэль протянул руку, тыльной стороной поглаживая по щеке.

— А ты только латынь изучал? — заинтересовался Винсент, перехватывая ладонь и целуя.

— Не поверишь, но еще успел английский зацепить, — снова стал подкалывать омега и захихикал, когда в ответ альфа укусил руку.

— Надо будет тебя поучить, — задумался Винсент, — какой бы ты хотел выучить? Французский? Немецкий? Русский? Могу еще немного поучить итальянскому, но он у меня не очень хорошо идет. Знаю только на уровне делового общения.

— Произношение на французском меня всегда несколько забавляло, впрочем, как и на немецком. А русский, я считаю, будет сложноват, — Габриэль перестал размышлять вслух и куда серьёзнее взглянул на свою пару. — Я обязательно должен выучить еще какой-то язык?

— Если захочешь, — улыбнулся Винсент, — я решил расширить уровень английского, включить американский и ирландский диалекты.

— И как успехи?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство