Струны души

– Потому, что Михаил изначально назначил встречу там, а потом прислал странное сообщение, в котором место обозначалось мелодией композитора.

– Мелодией композитора, хорошо, – миролюбиво согласилась Амалия, освободив рот от шарфа, – Но что непонятного в «Moscow river»?

– Нет.

– Что нет? – резко остановилась и развернулась ко мне собеседница.

– Нет, – повторил я отрицание, – Это была композиция Times, – я посмотрел в ее широко распахнувшиеся глаза, – Ты знаешь, что она могла бы значить?

– Ты уверен в этом?

– Да, – я, было, полез за телефоном, но вспомнил о нашем местонахождении, – Тебе, значит, прислал он «Moscow river». А оно что значит? – снова заглянул ей в лицо.

– Значит, что мы должны были встретиться на станции метро Moscova, – уже задумчиво пробормотала Амалия, заходя в вагон подъехавшего поезда, и села спиной к окну.

– Если место встречи было иным, почему ты пришла к собору? – спросил я, всё также, наблюдая за задумчивым выражением ее лица.

– Сама не знаю. Очнулась уже в метро, – стушевалась Амалия и мило сморщила нос.

– Times, значит, тоже означает какое-то место, – озвучил я свои размышления.

– Да, – тихо согласилась она, – И, кажется, я его знаю.

– И куда нам держать путь-дорогу?

– К башне с часами. Кастелло Сфорцеско. А тебе что пришло в голову?

– Увы, ничего. Я не знаком с Миланом, поэтому рад, что мы встретились, – улыбнулся я, – – А в твоем сообщении упоминалась композиция Double vision? – вспомнил я еще одно музыкальное произведение, использованное в сообщении в качестве шифра.

– Кстати, да-а-а, – протянула она, ткнув пальцем перед собой, – Нас же ждут еще два человека.

– Михаил сказал, что ты с ними знакома. Чего нам ждать? – выразил свою тревогу в одном вопросе.

– Габриэль – знакомый Габриэллы. Тебе сказали – он священник? – я покачал головой, и Амалия погрузилась в воспоминания, – Они познакомились на работе. Он приходил к нам домой, долго молчал. Я втянула его в спор, доконала, как потом сказала Габриэлла, затем мы сели пить кофе и помирились. С того времени иногда общаемся. Он очень интересный человек, хороший, добрый, серьезный, играет на гитаре, пьет сладкий кофе. С Кенджи он нас познакомил. Кенджи – атеист с налетом буддиста, – дала она неоднозначную характеристику и усмехнулась, – Он, наверное, единственный человек к которому Габриэль прислушивается после Бога, – сделала акцент бровями на два последних слова, – Кенджи – физик. В последнее время мы стали общаться чаще обычного, – завершила она свой рассказ.

Небольшой отрезок пути мы проехали молча. Я остановил играющего на фоне Роберто Каччапалья и размышлял над причиной сбора нашей небольшой компании, гадал, в какую неприятность влип Михаил. Амалия в это время сидела, обняв себя левой рукой за талию, и похлопывала правым указательным пальцем по кончику носа. Когда рукам становилось холодно, она прятала их в длинных объемных рукавах своей темной мягкой куртки, легко скрывающих по кончик тонкие чуть загорелые пальцы с красными острыми ногтями.

Недосып, умеренный гул и легкое покачивание вагона постепенно замедляли ход мыслей, покрывали свинцом веки, голову. Меня растормошила Амалия. Она глубоко вздохнула, приставила кончики пальцев друг к другу, и, глядя на них, произнесла:

– Помнишь, когда ты разгадал загадку Да Винчи, мы побежали с тобой в парк, и там столкнулись с Михаилом? Я тогда сказала, что мы затеяли те фальшивые убийства потому, что по ночам перемещались в Лувр, и нам это надоело, а Михаил сказал, что это был сон.

– Помню что-то такое, – поднапряг я память.