Струны памяти

Тут уж и мать рассердилась, вытолкала за порог: «Катись, миленочек! Чтоб духу твоего здесь не было!..» А когда Дядя Вася закрыл за собою дверь, принялась за сына. Ох, и досталось тогда ему!.. Но перетерпел и это. Понимал, что виноват. Зато и радовался, узнав наутро, что дядя Вася уехал из города. На север куда-то…

«Нынче пойдем на вокзал встречать отца…» А на дворе осень сорок шестого, и пацаны удивляются: «Подзадержался, Кеха, отец у тебя. С чего бы, а?..» Если бы знал, с чего…

Ближе к полудню пришла с работы мать, наскоро поели и поехали на вокзал. Долго ждали, когда придет поезд, все глаза проглядели… На перроне гуляет ветер, а он в одном пиджачке, продрог так, что зуб на зуб не попадет. Мать велит пойти в здание вокзала, погреться. А он ни в какую… И светло на сердце и томительно. «Интересно, какой у меня отец?.. Наверно, геройского виду, и не подойдешь к нему сразу?..» Но ничего, подошел… Может, потому и подошел сразу, что не было в том солдате, которого мать увидела издали, ничего такого… геройского… Солдат да солдат, и медали на груди, есть даже орден… И шагнул к нему солдат, и сказал негромко:

— Здравствуй, сынок!..

Долго привыкал к отцу: тот все больше сидит у окна и слова-то из него не вытянешь. Уж годы спустя узнал, что был отец тяжело ранен в последние дни войны, попал в госпиталь. И писать не захотел. Думал, не выживет. Но врачи поставили на ноги, сказали: езжай домой…

А раны на теле отца еще не скоро зажили. И спал он плохо, бывало, среди ночи поднимется с постели и ходит по комнате, ходит… И с памятью у него что-то… И скажет вдруг: «А пойдем-ка в роту. Небось командир заждался…» Случалось, и сына не узнавал, спрашивал: «Ты чей?» И потом долго смотрел на него.

А на перроне засуетились, заспешили… Черных увидел, что подошла электричка, поднялся со скамейки. Ему повезло. Оказавшись в вагоне, отыскал себе место, да еще возле окошка. Затолкал сумку под скамейку, огляделся… В вагоне было много народу, все больше парни с горбовиками да молодые женщины с кошелками. Черных вспомнил, что и он с женою собирался в субботу съездить в низовье реки: места там чудные, есть и брусника… Не часто случается бывать, за городом. Все дела, дела… Но, уж если случается, тут-то и забывает обо всем, готов с утра до ночи, не зная усталости, ходить по лесу. «И откуда в тебе столько прыти?..» — бывало, смеясь, спрашивала жена. И он тоже смеялся, и отвечал: «Не забывай, что я из деревни…» Черных вздохнул, глянул в окошко. Шел дождь, и серые плиты перрона словно бы ожили, зашевелились… «А ведь в тот раз тоже шел дождь, — подумал Черных, — когда мы уезжали из города». Он помнит, он все помнит, словно бы это было недавно.

Проводить пришли пацаны, а вместе с ними и тот парень… И лицо у него было смущенное, недолго рылся в карманах широких, с красными заплатами на коленях, штанов, протянул зажигалку, ту самую… «Возьми, сказал, и не сердись на меня. Ладно?..» И он взял зажигалку, взял, чтобы тут же и отдать ее. А потом заплакал, и пацаны не удивились, и никто не усмехнулся даже: «Не переживай. Еще встретимся…»

Но они не встретились больше. Странно, что они не встретились больше. «Как же это могло случиться?..» — недоумевая, спросил у себя Черных. До него только теперь дошло, что он ни разу не был подле дома, где жил когда-то… Не хватало времени? Да нет, конечно. Просто и в голову не приходило, что где-то живут пацаны, которых он знал раньше и которые, быть может, до сих пор помнят о нем. А он… Отчего же так получилось, что о пацанах-то он и позабыл? Впрочем, нет, пожалуй, не позабыл, а в будничной суете не умел оглянуться назад, подумать… И надо было случиться чему-то из ряда вон, чтобы увиделось давнее, и заныло сердце, и стало горько.

А город остался позади, и электричка шла, мерно и несуетливо покачиваясь из стороны в сторону, и в вагоне люди устроились кое-как и уже начали приглядываться друг к другу. Черных оторвался от окошка и посмотрел на соседа справа и тотчас узнал его. Был сосед из той же деревни, где теперь жила мать. Встречались как-то… Веселый да шустрый, жил сосед легко, сам говорил: «Жена у меня есть? Есть… Дети есть? Есть… Изба есть. Корова. Работа… И ладно… И ничего мне больше не надо. Живу…»

Черных узнал его сразу и не прочь был поговорить с ним, но сосед в эту минуту увидел кого-то, вероятно, знакомого, и было до него не так уж и близко, но это не смутило соседа, и он стал громко переговариваться с ним. Черных прислушался: огород… ездил в город на рынок… картошка упала в цене… прогадал… — и расхотелось говорить с соседом. К счастью, тот, кажется, не узнал его. Черных снова отвернулся к окошку и сквозь тусклое стекло увидел синюю стену нерослых, с толстыми венами суковатых ветвей, рядок к рядку, деревья, и это напоминало что-то давнее…