Струны памяти

Еще больше сдружился с Ерасом. Тот холост. Ему ничего — привычен… Вечерами просиживали за бутылкой, толковали о том, о сем. Говорили о себе жалеючи. Иногда ночи напролет, до первых петухов. Вспоминали фронтовых дружков-приятелей. Загадывали: «Где-то они?..»

— Эхма, — вздохнул Мартемьян Колонков. — Жизнь — копейка. — Отошел от окна, сорвал со стола телефонную трубку. — Ал-ло, ал-ло! — закричал. — Сима, дай Сидора Гремина. Кого? Сидора, говорю, Гремина, говорю. Живо! — А когда услышал в трубке сдержанный голос технорука, сказал ласково: — Сидор, ты? Ну, слава те… Сидор, беги сюда. Разговор есть. Вот тебе три моих минуты. Чтоб одна нога там, другая… Все. Беги, Сидор. — Бросил трубку. Прищурился.

Мартемьян Колонков среднего роста, в груди не тощ. Носит стриженую бородку, ни рыжую, ни черную, отчего тайно мучается и обычно, с завистью поглядывая на бороду Ераса Колонкова, черную с проседью, вздыхает: «И почему у меня?.. Я ли не из карымов? Ведь и он Колонков, и я… А Колонковы, они все одного роду-племени…»

Но вздохи вздохами, а толку-то что с того, и Мартемьян Колонков с утра до вечера носится по делянам: хозяйство-то большое, везде догляд требуется. Сегодня на лесосеках ни души, дождь не дает работать. Лесорубы в избы попрятались. И ему бы — тоже… почиститься, привести себя в порядок, в баньке попариться. А он сидит в конторке, ни на минуту о должности своей не забудет.

Неслышно открылась дверь, и в кабинет торопливо вошел Сидор Гремин. Гремин узок в плечах, глаза быстрые, шальные, но в движениях деловито сдержан.

— А, Сидор, — встретил его Мартемьян Колонков. — Ну, садись.

Сидор Гремин стряхнул с курчавых волос, к большому неудовольствию Мартемьяна Колонкова, дождевую морось, опустился на диван.

— Слушаю вас, Мартемьян Пантелеич, — сказал он.

Мартемьян Колонков покосился на Сидора Гремина, прикидывая, с чего бы начать. А в голову всякое лезет, далекое от дела. В прошлом году зачастил Сидор Гремин к ним домой, да все вокруг Зиночки, вокруг… А как-то сидел Мартемьян Колонков на кухне, чаи гонял, вдруг слышит, в горнице, где Зиночка с Сидором Греминым разговоры вела, что-то ухнуло, будто выстрелило, потом не то визг раздался, не то писк, а спустя мгновение упал к нему в объятья растерянный Сидор Гремин. Мартемьян Колонков едва не обварился чаем. Только и сказал:

— Ну, брат…

А когда поднял голову да увидел рядом с собой разгневанную Зиночку, и сам испугался. Бормоча бессвязно: «Эк-ка, эк-ка…» бочком бочком да и вытолкал Сидора Гремина за порог.

Но все это было в прошлом. А с недавнего времени — приметил Мартемьян Колонков — подобрела Зиночка к Сидору Гремину, и привечать-то его стала, и не сердится больше, когда он приходит. Мартемьяну Колонкову радостно от того. «Сидор — парень ничего себе: и уважить умеет, и дело в добре держит. Понабрался уму-разуму. Падок на хорошее».

— Слушаю вас, Мартемьян Пантелеич, — снова сказал Сидор Гремин.

— Погоди, — медленно проговорил Мартемьян Колонков. — Дай соберу мыслишки, разбежались. — Улыбнулся виновато.

— Ераса встретил, Колонкова, как шел сюда, — сказал Сидор Гремин. — Почему, спрашивает, знаки убрали с окраек делян? Отвечаю — не заметили. Перепрыгнули. Штрафану, говорит, по самой высшей, чтоб глаз вострее видел. А это уже в третий раз за нынешний год. Многовато, а, Мартемьян Пантелеич?

— Бумага пришла, — будто не услышав, сказал Мартемьян Колонков. — На… читай.

Сидор Гремин пробежал глазами листок и недоуменно уставился на начальника лесопункта.

— Что гляделки вылупил? — нахмурился Мартемьян Колонков.

— А что мне прикажете? — усмехнулся Сидор Гремин.

— Им хорошо писульки сочинять, а где его взять, лес?

— Там написано, где…

— Да? А Ерас?..

— Что… Ерас? — удивился Сидор Гремин. — Мы по приказу.

Слова были не его, не Сидора. Мартемьяновы были слова. Слышал их начальник лесопункта на совещаниях разных, там частенько сыпалось: «Вы нас не хватайте за горло. Мы-то что? Мы люди подневольные. Что велено, то и делаем. Мы — по приказу». Ловкие слова. За ними как за каменной стеной. Понравились начальнику лесопункта, потому и привез их в Ехэ-Горхон.

— Так, — повеселел Мартемьян Колонков. — Вот ты и пойдешь искать эти деляны. А я сигары погоню в Устье. Я… — ткнул пальцем в бок Сидора Гремина. — Все, — сказал. — Иди. — Отвернулся к окну.

3

К утру пришло вёдро. Зоревое солнце выплеснулось из-за гольцов. Долина осветилась. От желтых луж поднимался пар.

Ехэ-Горхон просыпался. Бабы хлопали дверьми, бежали под навес с подойниками, выгоняли со двора скотину. И, процедив молоко, крутили сепараторы. А мужики, уже проснувшись, лениво потягивались на широких кроватях. Изредка кто-нибудь из них говорил жене:

— Как на улице? Все ли дождит?

И услышав, что дождь кончился, тянулся за папиросами, которые лежали на стуле возле кровати. А потом долго и надоедливо кашлял. До того долго и до того надоедливо, что жена не выдерживала, отпускала ручку сепаратора и, подойдя к мужу, говорила: «А-га, скрутило? Старый, встал бы хоть да затопил печку».

Супруг нехотя садился на кровати, с минуту глядел на жену, затем бормотал: