Струны памяти

Сидор Гремин сидел рядом с Зиночкой, и ему было хорошо. Что-то необъяснимо ясное и светлое поднималось в душе. И все, чем жил до того, как узнал Зиночку, чудилось лишенным всякого смысла. «Знает ли она об этом? — думал Сидор Гремин. — А если знает, чувствует ли то же самое?» Он хотел спросить у нее… Но потом побоялся, что она может не понять его, и тогда все, чему он теперь радуется, уйдет безвозвратно. И он смолчал.

— Я озябла, — сказала Зиночка. — Зайдем?..

Скрипнула дверь и впустила Сидора Гремина и Зиночка в прихожку. Сели на старый залатанный диван, который недавно Мартемьян Колонков велел принести обратно из конторки. При этом (Сидор Гремин помнит) он сказал рабочим: «Поиграли — и хватит». Сказал медленно, с трудом, словно сожалел о чем-то. Сидор Гремин тогда недоуменно посмотрел на начальника лесопункта.

Они сидели и говорили вполголоса. И Сидору Гремину было по-прежнему хорошо. Но длилось это недолго. Из комнаты вышел Мартемьян Колонков. Борода у него врастрепку, взгляд нелегкий.

— А, это вы? — сказал Мартемьян Колонков. — Подвинься-ка, — попросил. Опустился на диван рядом с Сидором Греминым. — Ну, что скажешь?

— Ничего, — промямлил Сидор Гремин, с тоской думая, что теперь ему не так хорошо, как прежде.

— Какие же вы тусклые, — с досадой сказал Мартемьян Колонков. — И молодые, а тусклые. — Ждал, обидятся, возразят. А те… сидят себе и помалкивают. И Мартемьян Колонков огорченно вздохнул: — Эх, ма… — Сказал: — Слыхал, Филька-то уломал Ераса. Уговорил. Теперь не один на разметье. А еще, говорят, Нюра Турянчикова подсобляет. Каков он, а, Филька-то? — Улыбнулся, провел ладонью по бороде. — Я его по-ранешному-то на руках нянчил, как с фронту прийти. Худущий был да робкий. Ты, поди, помнишь, Зиночка. Все же постарше Фильки года на два.

— Нет, не помню, — сказала Зиночка.

— Где уж тут, — хмуро сказал Мартемьян Колонков. — Дай-то бог себя упомнить. — Обернулся к Сидору Гремину: — С делянами у Байкала не напутал? Все ли по плану?

И тут Сидор Гремин не выдержал:

— Швыряетесь словами, Мартемьян Пантелеич. Что я, впервые на разметке?

— О, наконец-то, — повеселел Мартемьян Колонков. — А то сидите важные, прямо страх берет. Будто из другого теста слеплены. А все ж — мое. И у тебя, Сидор, — мое, только позаковыристей.

— Ну, знаете, — пошел к двери.

— Что знаете? — спросил Мартемьян Колонков.

Сидор Гремин задержался на пороге, силясь ответить. Да не смог. Услышал, как Зиночка сказала отцу:

— Разве так можно?..

Обернулся, встретился с Зиночкой глазами, почувствовал, что она и сейчас с ним. Рядом… Осторожно прикрыл за собою дверь.

39

Лежал поселок в долине, оцепленный со всех сторон скалами. Откуда-то издалека слышалось:

На вершине снег-снежок,
А в долине жарко.
Уведи меня, милок,
В тень, под куст боярки.

Небо было не в пример вчерашнему — ясное. Неброско светило утреннее солнце. Сидор Гремин стоял на крыльце конторки и смотрел, как мимо него проходили тракторы, лязгая чокерными цепями и подымая следом густое облако пыли. Но вот увидел, подрулил к гаражу самосвал. Остановился. Не мешкая, Сидор Гремин сорвался с места и — к самосвалу. Спросил у шофера:

— Почему не по дороге?

— Кардан полетел.

Не сдержал себя — выругался.

К Сидору Гремину подошел Лешка. Худой, неладно скроенный, улыбается:

— Айда с нами на сплав. Брось ты их!..

Сидор Гремин насупился, сузил глаза, оглядывая парня:

— Мне некогда.

— Жаль, — сказал Лешка. — Там весело.

Повернулся, чтобы уйти, но Сидор Гремин остановил его:

— Как… весело?

— За воскресенье-то, поди, наворотило леску. Теперь мороки будет. Ох-хо-хо! — Хохотнул, дурачась, развел руками.

Ближе к полудню Мартемьян Колонков вышел из дому, постоял у калитки, втягивая ноздрями приятно пахнущий перестойными травами воздух, торопливо зашагал по улице. Выйдя за околицу поселка, остановился у росстани. На развилке земля как молью изъедена дождем. Легкая рябь бежит, рассыпается по долине.

Присел Мартемьян Колонков на обочину дороги.

Кружились над головой птахи. Земля отливала желтоватой прозеленью.

РАССКАЗЫ

ПОЕЗДА ИДУТ ИЗ ДЕТСТВА

ОРДЕН

Открываю глаза. Отец стоит рядом с койкой. Черные с сединою волосы расчесаны на пробор. В узких, монгольского разреза глазах при желании можно разглядеть: дал бы тебе еще поспать, если бы не дело… Так что извини и не куражься — не поможет.