Струны памяти

— Был у нас старшина, веселый малый… Шутки да прибаутки, смерть рядом с ним казалась не такой страшной… Каждого новенького встречал вопросом: «А скажи-ка, друг ситечный, кто есть первый: курица или яйцо?..» Новенькие, понятное дело, терялись, но были среди них и такие, кто отвечал: курица или, положим, яйцо… Тогда и начиналось самое интересное: глаза у старшины загорались, он подсаживался к новенькому: ну, хорошо, спрашивал, будем считать, первым на белый свет появилось яйцо, а уж из него вылупился цыпленок… курица… Но тогда ответь: откуда же появилось яйцо? Не могло же оно упасть с неба… Новенький смущался, а те, кто был рядом, веселели… — Семен Удальцов долго чешет в затылке: — М-да, веселый малый был старшина, и думать любил… Бывало, средь общего веселья вдруг спросит: интересно знать, какая жизнь будет после войны?.. И сразу все стихнут и глядят на старшину, кто с грустью в глазах, а кто и с надеждою. И, чувствую, всяк по-своему понимает ту жизнь, которая будет после войны. Но… старшина знал: и после войны долго еще не будем есть хлеб с маслом. Многое он наперед видел, о многом догадывался. Это уж я потом понял, когда пришел с войны… Веселый-то он веселый, только на людях, а если случалось быть одному, все больше грустил, понимая о жизни едва ли не все. От того старшины у меня на сердце томление какое-то, и теперь еще не отойду…

Семен Удальцов замолкает, а потом велит мне помыть кружки и встать к наковальне.

Домой я прихожу поздно вечером. Мать не сердится на меня, хотя я и не загнал нынче корову в стайку, знает, где был… А отец не без волнения в голосе спрашивает:

— Ну, как он там?..

Я, помедлив, показываю большой палец, отец, довольный, похлопывает меня по плечу. А когда, поев, я вылезаю из-за стола, он, с опаскою поглядывая на мать, предлагает «прогуляться до фронтового товарища». Мать молчит, и мы торопливо идем к двери. Уже на улице отец говорит:

— Государственный человек — наша мать, и она кое-что понимает в жизни. Молодец!..

Семен Удальцов доволен, что мы пришли: выскакивает из-за стола, спешит навстречу… В избе накурено, пахнет чесноком и полынью. Подойдя, Семен Удальцов взмахивает правой рукою, негромко поет:

Когда б имел златые горы
И реки, полные вина,
Все отдал бы за ласки, взоры;
Лишь ты владела б мной одна…

— Ты что, успел уже сполоснуть горло?.. — говорит отец.

— Самую малость, — отвечает Семен Удальцов и усаживает нас за стол. Я смотрю на початую бутылку водки, и у меня портится настроение. «Опять будут спорить до первых петухов, — думаю. — А я сиди и слушай…» Но скоро от досады не остается и следа — это когда Семен Удальцов, отпив из рюмки, отставляет ее и говорит голосом непривычно страстным и звонким:

— Зашлю-ка я к ней сватов. Где наша не пропадала!..

Отец почти с испугом смотрит на него, но, поняв, в чем дело, смеется:

— Да ну тебя!.. Артист!

Семен Удальцов обижается, напоминает отцу, что раньше он был не против его женитьбы. Что же теперь переменилось?.. И тогда отец говорит, что не мешало бы сначала поглядеть на невесту, а уж потом… Увидеть женские руки, хоть и красивые, — этого еще мало для женитьбы… Но Семен Удальцов не желает слушать:

— Я буду жить с нею — не ты…

В конце концов отец соглашается:

— Черт с тобой, женись!..

Они долго обговаривают, кому быть сватами, пока выбор не падает на председателя колхоза. «Для солидности. Пускай она знает с самого начала, с кем будет жить». И на отца: «Кому же еще быть первой скрипкой в оркестре, как не фронтовому товарищу? К тому же не последнему на деревне человеку. Учителю…»

— Послушай, а она не замужем?.. — спрашивает отец.

— Че-го?.. — У Семена Удальцова дрожит рука. — Замужем?.. Да нет, поди. — Долго молчит: — А если… если… Отобьем!

— Отобьем! — соглашается отец.

Всю неделю Семен Удальцов с раннего утра до глубокой ночи пропадает в кузнице. И вот уже в колхозе не остается ни одной сенокосилки и конных граблей, к чему бы он не приложил руки. Я так привык к дыму, который поднимается над крышею кузницы, что, когда однажды поутру не увидел его, испугался: «Неужели дядя Семен опять заскучал?..» Не мешкая, бегу к дому Семена Удальцова, стучу в дверь… Долго никто не открывает, но вот на крыльце появляется Семен Удальцов, он при полной солдатской форме, на груди поблескивает орден Красной Звезды.

— Ты что, дядя Семен, на войну наладился? — спрашиваю с недоумением.

— Хуже, — отвечает. — За невестою еду в райцентр.

— За невестою?

— За нею, окаянной… Отец еще не собрался?..

— Нет вроде бы, — говорю, а помедлив, добавляю: — Не отпустит его мамка.

— По такому случаю отпустит.

— А я говорю, не отпустит. Без меня не отпустит…