Струны памяти

— Это ты оставь до другого раза, — обронил Мартемьян Колонков. И опять: — А людей-то подбросишь?

— Погляжу…

— Ну бывай… — пожал плечами Мартемьян Колонков. Надоело…

— Я тебе позвоню, — сказал главный.

И вот теперь сидел Мартемьян Колонков у телефона и ждал. Неслышно открылась дверь, в кабинет вошла Зиночка. Увидела отца и насупила черные, длинные дужки бровей.

— Не ночевать ли здесь собрался? Сколько можно ждать? Уже все на столе — стынет.

— Должны позвонить, — сказал Мартемьян Колонков.

— Сидор говорил, из конторы. Да?

— Оттуда.

— Поздно уже, — сказала Зиночка. — Надо будет, позвонят домой.

Мартемьян Колонков поднялся с дивана и неторопливо зашагал следом за дочерью.

В окнах домов беззаботно переливался электрический свет. Где-то на берегу Болян-реки заливалась дворняга.

13

Ближе к полуночи в квартире Мартемьяна Колонкова зазвонил телефон. Зиночка взяла трубку.

— Вам кого? — спросила она. Помедлив, сказала: — Хорошо. Подождите немного. — Включила свет, прошла в комнату Мартемьяна Колонкова, крикнула: — Папа, тебя. Из леспромхоза.

Мартемьян Колонков не спал. В голове мысли, одна быстрее другой. Давно это было. Сразу же после того, как жену схоронил. Гуляли с Ерасом Колонковым в запой. А как выпадала минута посвободнее, шли на барачьи построи, переругивались с бабами, натирали в охотку мозоли на ладонях, отвыкших от топорищ. Пели протяжные песни. Чаще других эту:

На опушке леса старый дуб стоит,
А под этим дубом командир лежит,
Он лежит, не дышит; он как будто спит;
Золотые кудри ветер шевелит.

Досыта напевшись. Мартемьян Колонков говорил обычно:

— Шурин у меня на Украине, знаешь, поди. Письма от него получаю. Часто да жалобно пишет шурин. Душу выворачивает, стерва. В мазанке, грит, живем с семьищей. Вместо потолка — дыра, и все прочее. Ночью хоть звезды считай.

— Тяжелехонько. Что и говорить, тяжелехонько, — вздыхал Ерас Колонков. Еще на фронте он привык слепо верить мартемьянову слову; был тот и званьем постарше — две лычки поперек погона вместо одной у него самого — и удачливей. — Видал, и не раз, пустыри голые вместо деревушек на Украине. Война нашкодила.

— Погоди, наведем шороху.

— И у нас не сахар. До сих пор бабы вместо хлебушка лебеду жрут. По первому сорту почитают. А на детишек-то и смотреть страшно — худущие и росту малого.

Мартемьян Колонков строго смотрел на него:

— Не жалобься. Этим не пособишь.

Отводили душу в беседах. На работу устраиваться не торопились. Деньги, привезенные с фронта, еще были.

Но долго ли так-то? Вызвали в контору леспромхоза, мужик здоровый, сказали, фронтовик, грамотный, принимай лесопункт. Отнекиваться причины не было — работа почетная. Согласился.

А Ерас — в лесники… Мол, весь род у нас бродяжий. И я — тоже.

С тех пор реже стали видеться. Работы по горло у Мартемьяна Колонкова — закрутился. Сегодня — одно, завтра — другое. Где уж тут успеть-то? Но успеть надо, иначе хрен с редькой, а не начальник лесопункта. Однажды услышал, взял Ерас Колонков к себе в дом племяша. Обрадовался за дружка-приятеля: теперь тот не один будет — двое, а это что-нибудь да значит! И снова зачастил к Ерасу Колонкову. Вместе обхаживали племяша, угождали… Прочили ему всяк свое.

— Я его по лесорубскому делу определю, — говорил Мартемьян Колонков.

— Нет, паря, — не соглашался Ерас Колонков. — Филька в лесники пропишется.

— Из леспромхоза? — поднялся Мартемьян Колонков с кровати. — Иду…

Звонил главный инженер. А кто же еще?..

— Слушаю, — сказал Мартемьян Колонков тоном человека, который заранее знает, о чем думает и о чем будет говорить тот, кто находится на другом конце провода.

— Были в урочище? — спросил главный.

— Были, — ответил Мартемьян Колонков.

— Когда переходите?

— Сразу, как будет распоряжение.

Мартемьян Колонков умеет говорить с теми, кто выше… За долгие годы работы начальником лесопункта научился этому в общем-то несложному искусству.

— Будет… — сказал главный. — С лесничеством согласовано. Отведут деляны.

— А людей на сплав?.. — начал было Мартемьян Колонков, но… звонки. Короткие, отрывистые. Все.

Постоял, бормоча зло: «Где хочешь занимай, а начальству дай…» Затем положил трубку, снова поднял ее, услышал недовольный девичий голос.

— Сима, ты? — спросил. Сказал: — Вызови Гремина.

Донеслось недоуменное:

— Да-к, ночь…

Взорвался.

— Вызови, говорят.

Увидел возле себя Зиночку, смутился, прищурил глаза…

Вызвали Сидора Гремина. Велел ему прийти. Бросил трубку, прошел к себе в комнату, тяжело опустился на кровать — обеспокоенно скрипнули пружины.

В дверях вырос Сидор Гремин. Лицо заспанное, а глаза все те же — шальные. «Красив, зараза», — одобрительно подумал Мартемьян Колонков о техноруке и подозвал его к себе.

14

Раненько поднялась с постели Нюра Турянчикова. Походила по комнате, разминая отекшие с ночи ноги. Собралась было затопить печку, да передумала. Заняться больше было нечем, и Нюра Турянчикова, накинув на плечи халат, вышла из барака.