Струны: Собрание сочинений

Первая книга Верховского изобличает тонкого и вдумчивого поэта- символиста. Но «чопорному пушкиньянцу» тоже был, как акмеистам или имажинистам, свойственен некий радикализм. Однако это был радикализм особого толка классического или, точнее, «неоклассического», Уже в «Разных стихотворениях» намечается, а в «Идиллиях и элегиях» становится очевидным изменение поэтики.

Долгое время неоклассицизм в русской литературе почти не изучался; исключение составляли лишь тезисы доклада Ю. М. Гельперина, опубликованные в 1971 г. в одном из тартуских сборников. Меж тем для отечественной словесности Нового времени, возникшей, как известно, но мановению Петра I, неоклассицизм явился одним из исходных принципов: так называемое «прелагагельное направление», составившее основу нашей литературы XVIII в. до появления корпуса оригинальных произведений (очень многие из которых также имели центонную природу), передавало русскому читателю высокие образцы древней и новой словесности, возникшей во времена Горация или Шекспира. В каком-то смысле «неоклассиками» являлись и Ломоносов, и даже Державин, не говоря уже о Батюшкове, Пушкине, Дельвиге, Майкове, Фете. Впоследствии эта эстетика привлекла символистов и их наследников.

«Классическую розу» жаждали взрастить на снегах, побудить ее стебли виться на опорах «забавного русского слога», наконец, чуть позже, привить «к советскому дичку». Темы и мотивы не только античной литературы, но и Возрождения, а позже и европейского классицизма использовались в оригинальных сочинениях наших писателей и существовали там так же естественно, как если бы были впервые созданы не Катуллом, Эзопом и Мольером, а Дельвигом, Брюсовым, Н. Н. Захаровым-Мэнским или Мандельштамом. Однако для «чистых» символистов или акмеистов неоклассицистические приемы служили лишь элементом поэтики. Те же авторы, кто мыслил себя вне групп (Кузмин, Ходасевич, Садовской, Верховский), на определенном этапе соизмеряли свои эстетические установки преимущественно с этим направлением.

В неоклассицизме – вольно или невольно – присутствовал некий «охранительный» элемент: исповедовавшие его принципы на рубеже XIX-ХХ вв. осознанно или неосознанно противопоставляли себя модернизму и авангарду. Это неслучайно: неоклассицизм и возник, когда символизм пришел к кризису, а у его представителей обострилось ощущение «конца культуры» и страх перед ближайшей, как порой казалось, перспективой ее полного исчезновения. Ответом на все эти настроения стал своеобразный «культуроцентризм», идея самоценности культуры. Выполняя своего рода «охранные» функции по отношению к культуре, неоклассицизм стремился не просто консервировать те или иные черты прежних стилей, но и воспроизводить их как вечные общечеловеческие ценности, при этом выражая лирические настроения и переживания личности. Самой «надежной» представлялась, разумеется, «проверенная временем» античная традиция, способная, как показала многовековая художественная практика, оплодотворять различные историко-культурные эпохи. Но круг «классиков» с годами расширялся, и к 1910-м гг. включал в себя не только Державина или Пушкина, но и Тютчева и Фета. Вслед за Гегелем русские неоклассики рубежа XIX-ХХ вв. понимали произведение литературы как «покоящееся равновесие всех частей» [23], при котором достигается соразмерность объективного и субъективного начал в искусстве, простота, величие и ясность. Недаром в одной из самых популярных статей 1910-х – кстати, написанной Михаилом Кузминым, близким приятелем Верховского, – говорилось «о прекрасной ясности».

Черты неоклассицизма были присущи членам «Цеха постов» и «Нового общества поэтов» («Общества поэтов» или «Физы»), в состав которого входили Ахматова, Верховский, Георгий Иванов, Р. Ивнев, А. А. Кондратьев, Мандельштам, Моравская, Недоброво (бывший фактически основателем и руководителем объединения), Пяст, Садовской, А. А. Смирнов, Томашевский и другие. Как одно из теоретических оснований Нового общества, неоклассицизм явился стилистическим явлением, объединившим поэтов разных направлений и примирившим их острые разногласия. При этом никакого «манифеста неоклассицизма» не существовало и даже не мыслилось; существовала лишь тенденция, заметная, но – намеренно или случайно – не артикулированная. Важна связь «неоклассиков» с журналом «Аполлон».