Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

В марте 1905 года Струве, наконец, сформулировал, какие именно социальные реформы он считает небходимыми. Прежде всего его волновало положение крестьянства. Теперь он отвергал политику высоких тарифов на импортные промышленные товары, за которую ратовал в бытность социал-демократом: эти тарифы должны быть существенно снижены, чтобы устранить условия, при которых небольшая группа промышленников наживалась за счет сельского населения страны. Назрела необходимость и аграрных реформ. Крестьянские общины, которым не хватает земли, должны получить дополнительные земельные наделы. Эта «прирезка, которая — поскольку дело касается частновладельческих земель — должна быть осуществлена путем обязательного выкупа земель на государственный счет». Промышленные рабочие должны получить право на организацию профсоюзов и проведение забастовок, им также должна быть гарантирована социальная защита, в том числе государственное страхование. Кроме того, рекомендации Струве касались судебной и школьной реформ: по его мнению, они должны быть проведены таким образом, чтобы гарантировать всем российским гражданам начальное образование при условии невмешательства в образовательную систему церкви и полиции[839].

Выступая в защиту политических и социальных реформ, Струве имел в виду и предупреждение радикализации народных масс. Весной и летом 1905 года ему казалось, что этой опасности еще можно избежать. Отвечая на поставленный на страницах Освобождения вопрос одного из российских авторов — каким образом либералы собираются обойти радикалов в сфере влияния на массы и при этом остаться верными своим принципам, — Струве провел различение между «революцией» и «революционизмом». Революция, считал он, возникает в результате спонтанных, но, по сути своей, естественных действий населения, которые становятся опасными только тогда, когда что-то мешает нормальному развитию событий. Революционизм же является особым состоянием сознания, весьма характерным для той части интеллигенции, отличительной особенностью которой является потеря связи с реалиями жизни. Если говорить конкретнее, это означает «тенденцию подчинить живую политическую деятельность отвлеченно-радикальной программе и доктринерское отрицание всякого компромисса». Российские радикальные партии поражены этой болезнью — революционизмом, — поскольку состоят почти сплошь из интеллигентов и не имеют поддержки масс. Как только они обретут эту поддержку, что неизбежно произойдет в условиях демократической системы, они либо откажутся от своего радикализма, либо исчезнут с политической сцены. Иными словами, в условиях политической и социальной демократии революционизм не представляет никакой реальной угрозы для страны[840].

Однако осенью 1905 года Струве был вынужден пересмотреть свои чересчур оптимистические прогнозы. Поступавшие из России сообщения говорили о том, что радикалы, в особенности социал-демократы, в гораздо большей, чем он мог предположить, степени преуспели в рекрутировании сторонников среди студентов и рабочих, поворачивая их сознание от борьбы за политическую свободу и удовлетворение своих экономических требований в сторону «революционизма». В некоторых университетах настроенные социал-демократами студенты прерывали занятия и даже бойкотировали профессоров, заподозренных в том, что они придерживаются «реакционных» взглядов. Рабочих же социал-демократы настраивали на выдвижение совершенно нереальных требований, которые с очевидностью не могли быть удовлетворены. Подобное развитие событий вызывало у Струве тревогу: «Тактика социал-демократов, конечно, определяется ее характером, как узкой интеллигентской группы, желающей представлять рабочий класс, но это только один корень этой тактики. Другой заключается в самом мировоззрении социал-демократии, которому чужда идея права. Реакционное насилие самодержавия социал-демократия желает побороть революционной силой народа. Культ силы общей с ее политическим врагом; она желает только другого носителя силы и предписывает ему другие задачи. Право в ее мировоззрении есть не идея должного, а приказ сильного»[841].