Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Первая часть посвящена проблемам, связанным с идеологией «народничества». Для того чтобы привязать к ней мыслителей, в действительности сходившихся лишь в негативном отношении к определенным вопросам, Струве обновил классификацию, поделив «народников» на «западников» и «славянофилов». К первым он отнес Михайловского, Лаврова и Южакова, разделявших мнение, что история делается личностями. Идеологию этой группы Струве определил как «субъективный идеализм». Другие, славянофилы, были объединены по признаку недоверия к интеллигенции и преклонения перед общинным духом простого народа. К этой группе Струве отнес прежде всего В. Воронцова, а также И. Каблица-Юзова и В. С. Пругавина. «Всем этим писателям присуща, правда, в разной степени, вера в возможность «самобытного развития» России. Эта вера объединяет писателей самого различного склада, от г. Михайловского до г. Юзова, в одно направление, которому мы присваиваем название народничества»[198]. Однако Струве умолчал о том, что эта вера (с чем он согласился в другом месте)[199] разделялась большинством профессиональных русских экономистов; точно так же он умолчал и о том, что в вопросах, касающихся таких важных предметов, как историческая роль интеллигенции и будущее мелкомасштабной экономики, так называемые народники очень сильно расходились во мнениях. Деление народников на западников и славянофилов оказалось столь непродуктивным, что позднее Струве к нему не обращался.

Во второй части книги, полагая, что он доказал наличие логически непротиворечивой народнической идеологии, Струве предпринял попытку в качестве ее антитезиса представить теорию экономического материализма. Рассуждения, раскрывающие основные положения этой теории, содержат в себе, возможно, первое изложение философии истории Маркса и Энгельса, легально опубликованное в России. Если не принимать во внимание немногочисленные полемические отступления, материал этой части книги изложен достаточно четко и последовательно. В отличие от субъективного идеализма, пишет Струве, теория экономического материализма «просто игнорирует личность как социологически ничтожную величину»[200]. Человек входит в состав социальной группы или класса и не может быть воспринят вне их. Даже интеллигенция, считающая себя особой группой, может отождествлять свои интересы с определенными классовыми интересами. Струве вступает в спор с философией истории Михайловского, в которой прогресс рассматривается как максимум разнообразия функций для каждой отдельной личности и минимум разнообразия для общества как целого. Цитируя работу Георга Зиммеля «Uber soziale Differenzierung» («О социальной дифференциации»), Струве утверждает, что развитие индивидуализма наилучшим образом происходит именно в социально разнообразной среде. Тем самым он доказывает, что присущее капитализму разделение труда способствует развитию человеческой индивидуальности. (К этому вопросу он еще вернется и более подробно рассмотрит его в четвертой части книги.) Движение истории не зависит от устремлений личности. Как «хорошее», так и «плохое» определяются объективными факторами данной исторической ситуации. Даже такое ужасное явление как рабство при определенных условиях может играть прогрессивную роль: например, в античности оно (как было отмечено Марксом) сделало возможным существование великих классических цивилизаций.

Во второй части Струве делает два существенных отступления от Маркса, одно — философское, другое — политическое. Ссылаясь на критику философии Маркса, произведенную Михайловским, он допускает, «что чисто философское обоснование этого учения еще не дано, и что оно еще не справилось с тем огромным конкретным материалом, который представляет всемирная история. Нужен, очевидно, пересмотр фактов с точки зрения новой теории; нужна критика теории на фактах»[201]. Частые ссылки, как в этой, так и в других частях книги, на Риля, Зиммеля и других неокантианцев, не оставляют ни малейшего сомнения в том, кто, по мнению Струве, является главным авторитетом в вопросах философии. Эти его рассуждения, несмотря на их несколько декларативную форму, несомненно представляют собой значительный вклад в историю развития российской мысли, являясь предтечей того неокантианского идеализма, который позднее, в первом десятилетии уже XX века, произвел переворот в российских умах. Кроме того, они представляют собой самую раннюю из всех известных попыток связать Маркса с Кантом.