По-видимому, в то время Струве поддался господствующему настроению: во всяком случае, у нас нет доказательств того, что весной 1906 года, когда кадетская партия встала на совершенно пагубный путь, он пытался возражать руководству. На III съезде он брал слово несколько раз, но так и не высказался по главному стратегическому вопросу. Его выступления были посвящены отношению партии к избирателям-рабочим — он убеждал делегатов повернуться лицом к людям труда. Он также огласил подготовленные под его началом и одобренные Центральным комитетом рекомендации, касавшиеся взаимоотношений между партией и ее думской фракцией. После непродолжительной дискуссии рекомендации были приняты и вступили в силу. Наконец, Струве предпринял серьезный демарш по аграрному вопросу. Он с энтузиазмом защищал радикальную программу земельной реформы, отстаиваемую партией; ее реализация, по его словам, должна была стать беспрецедентным историческим событием. Струве закончил свое выступление словами: «Если такой проект осуществится, я буду гордиться, как экономист, как социалист, тем, что принадлежал к партии, которая осуществила этот проект»[67].
Его публичные выступления в этот период обнаруживают тот же воинственный настрой, который отличал его коллег. Струве восторженно встретил победу кадетов на выборах, гиперболизируя ее до события величайшего исторического масштаба и считая даже более важной, чем европейские революции 1789 и 1848 годов[68]. Он горячо поддержал законодательную платформу и парламентскую стратегию, одобренную III съездом. Он выступил также в пользу отстаиваемой партией отмены смертной казни[69]. Струве убеждал кадетов сверять шаги с «оппозиционным большинством народа»[70]. Основные законы возмутили его; в особенности это касалось положения, согласно которому Государственный Совет, устаревшая бюрократическая структура, преобразовывался в верхнюю палату парламента, наделяемую законодательными прерогативами. Реакция Струве на указ, объявлявший Государственный Совет законодательным органом, запечатлена в статье, символически названной «Государственный переворот 20 февраля»[71]. Он требовал немедленной отставки назначенных царем министров и замены их кабинетом, ответственным перед Думой[72]. Он призывал партию продолжать наступление на бюрократический режим до тех пор, пока царские чиновники не лишатся своих кресел, а революция не добьется решения важнейшей своей задачи — передачи всей полноты власти обществу. Сразу после выборов, когда триумф партии уже был бесспорным, Струве писал:
«Только дружное и мудрое взаимодействие оппозиционной Думы с оппозиционным большинством народа сможет побороть и начисто смести старый бюрократический порядок. К такому взаимодействию должны стремиться все левые партии. Осуществить это нелегко, но обязательно….
Дума будет слаба, если — при безмолвии страны — она будет говорить политический монолог, обращенный к правительству. То, что будет говорить Дума, должно быть подхвачено, подчеркнуто, усилено дружным хором народных голосов, поддерживающих Думу в борьбе за народную свободу…
Дума и нация должны сойтись в одном усилии — низвергнуть чиновничье управление страной, то есть разрешить тот «кризис правительства», в котором мучится и бьется наша страна. Вот почему демократическая оппозиция прежде всего стремится к тому, чтобы превратить первую же Думу в
Когда это будет сделано, можно спокойно дать правительству разогнать Думу штыками…»[73]
То были явно революционные призывы, которые позже Струве предпочел бы стереть из своей памяти.
В день открытия первого русского парламента — 27 апреля 1906 года — Струве выпустил первый номер новой ежедневной газеты