Сцена и жизнь

- О вы, кажется, человек, который не полезет за словом в карман, когда захочет сказать комплимент женщине, - кокетливо улыбнулась она. - Вы и не говоря, умеете сконфузить…

- Однако вы бедовая барыня, с вами надо держать ухо востро… Умете быстро читать между строк…

- Что же тут дурного. Живя одна, по неволе привыкнешь различать, что и в каком тоне говорится и как кто относится.

- Ну, разве я неправду сказал, что вы бедовая! - продолжал смеяться он. - Только в данную минуту на мой счет вы ошиблись, я не хотел вам говорить комплиментов, а просто высказал вслух произведенное вами на меня впечатление. Мне кажется, что в моей откровенности для вас ничего не было обидного, а, напротив…

- Во-первых, - перебила она его, - я никогда ни на кого не обижаюсь, а во-вторых, знаю себе цену сама.

- Должно быть, барыня, вас в жизни баловали-таки порядком? - расхохотался он.

- Ах, нет, меня жизнь не баловала! Вероятно, мы с вами бы здесь не встретились, если бы это было так… - задумчиво ответила она.

- Я не смею быть нескромным и спросить, что вас привело сюда, но желал бы узнать, почему если бы вам жилось хорошо, вы бы не поехали сюда? Надежда Александровна, кажется, ваша подруга и вам очень рада.

- Я приехала сюда места искать на сцене. Надя - здесь всеми любимая актриса и может мне помочь…

- Жаль, что вы не приехали несколько ранее.

- Почему?

Он коротко передал ей свою историю и свои надежды на возвращение своего положения.

- Прежде я счел бы за честь это вам устроить и надеюсь, что вы тогда бы благосклоннее на меня посмотрели. Да и теперь, если все уладится, как я предполагаю, я и все мое влияние будут к вашим услугам.

Она поблагодарила его улыбкой.

- Я не знаю, отчего вы подумали о моей неблагосклонности к вам…

- Если этого нет, то я очень счастлив, что ошибся. Я бы во всяком случае постарался добиться этой благосклонности…

В это время в гостиную влетела Дудкина.

- Я вам, Владимир Николаевич, приготовила кофе своими собственными руками. Надеюсь, что вам будет вкусно и приятно. Сюда прикажете подать или в столовую пожалуйте, там теплее и уютнее для интимных разговоров. Вот уголок, так бы с кем-нибудь вдвоем и сидел бы. Очень поэтично.

- Слышите, что говорит Анфиса Львовна? В столовой уютнее и теплее… Пойдемте туда, авось вы там не будете такая холодная, - встал Владимир Николаевич.

- Мне все равно где сидеть, и я везде одинаковая, - поднялась с дивана Лососинина.

Они отправились в столовую и принялись за кофе.

Анфиса Львовна все продолжала увиваться около Бежецкого и всячески угождала ему. Видимо, у ней вертелась на губах какая-то просьба.

- Осмелюсь я вас попросить, Владимир Николаевич! - наконец начала она. - У вас такая добрая душа и уж такой вы мне благодетель. Окажите благодеяние до конца. Вы здешний житель, значит, знаете всех, а я здесь совсем одинокая женщина и никого не знаю. Вы изволили тогда по доброте вашей меня на службу принять, а Надежда Александровна мне платьев надавала, но все-таки у меня гардероб очень плох и из-за этого мне нельзя хорошие роли играть. Не знаете ли вы такого человека, который дал бы мне взаймы на экипировку. Я бы из жалованья стала выплачивать. Мне просто крайность…

- Вот, Анфиса Львовна, я могу вам предложить сто рублей. Это небольшая сумма, но в данную минуту я не могу вам больше одолжить, - он вынул из бумажника радужную и подал ей.

- Какой вы добрый и хороший человек! - воскликнула Лососинина.

Дудкина взяла деньги и бросилась целовать его в щеку и в плечо.

- Благодетель!

- Что вы, что вы, - отстранял он ее, - полноте! Это обязанность каждого человека по возможности помогать другому. Великодушным нужно быть, - обратился он уже к Лососининой, - чтобы и другие к нам были великодушны. Великодушие - вещь великая. Не так ли, Наталья Петровна?

- Вы меня этим поступком просто обворожили! Это так редко встречается! - подала она ему руку.

- А вы уж меня прежде обворожили, - крепко и долго поцеловал он ее руку. - Я как заколдованный - от того и добр. Ваша вина. Женщина - очаровательный двигатель добрых сил в человеке.

Дудкина незаметно исчезла из столовой.

Этот-то tete-a-tete и застала Крюковская.

Она побледнела.

- Что в вами, Надежда Александровна? - спросил ее Владимир Николаевич, пока она холодно поздоровалась с ним и Лососининой, - вы бледная, нехорошая такая. Верно, ничего не удалось в "обществе"?

- Успокойтесь, - презрительным тоном ответила она. - Все удалось, и даже так, как я не ожидала.

- Удалось, значит - будем жить! - весело воскликнул он. - Отлично заживем. Merci, merci, вам, дорогая моя!

Он бросился к ней, схватил ее руку и поднес к губам, чтобы поцеловать ее.

Она вырвала ее.

- Зачем эти нежности? Не надо. Я и так сделаю. Обещала, так и сделаю. И вы можете быть счастливы и довольны.

В голосе ее звучало полное презрение.

- Коли в этом вы находите счастье… - помолчав, тем же тоном добавила она.

XVIII. Кто в лес, кто по дрова

В "обществе поощрения искусств" происходил между тем ужасный беспорядок.

Величковский оказался никуда негодным администратором.