Сцена и жизнь

- И я не буду. Я прежде всегда была первая, для меня всегда пьесы ставились, - вскочила Анфиса Львовна, затем села повернувшись спиной к столу.

- Вы, Анфиса Львовна, играйте или не играйте - это как угодно, а задом к столу и ко всем садиться невежливо, - басом заметил ей Бабочкин.

- Как вы смеете мне делать замечания! Вы невежа! Я всегда умела себя держать и в большом мужском обществе, и все меня находили деликатной и великолепной. А вы меня учить - не оборачиваясь, сказала Дудкина.

- Да как же, когда вы нам спину показываете. Разве это вежливо?

- А что вы мне прикажете, лицом к вам перевертываться? - повернулась она на стуле. - Скажите, какие претензии!

- Лицом, не лицом, но все же. Так как же, господа, с пьесой? Надо что-нибудь ставить. Вот разве подождать Надежду Александровну - она приедет, так ее спросим.

- Почему это мы должны спрашиваться у госпожи Крюковской, - обиделась Лариса Алексеевна. - Скажите, пожалуйста, какое начальство. Я желаю сама решать.

- Да она мне сказала, что если мы составим комитет, то она ходить не будет, а тем более вмешиваться в дела. Говорит, что это одна кукольная комедия, - выпалила Дудкина.

- Как вы смеете позволять себе передавать нам, - сцепилась с ней снова Лариса Алексеевна, - что госпожа Крюковская нас куклами считает. Это дерзость.

- Ничуть не дерзость, - заметил Бабочкин, - потому что по-старому лучше было.

- Ты, Бабочкин, все за свои старые, отжившие порядки стоишь! - съязвил Сергей Сергеевич.

- Потому покойнее было - меньше неурядицы.

- Зачем же ты с нами в комитете заседаешь? Сиди себе дома да точи веретена, если нравится, а нам не мешай.

- Как не мешай? Вы мной будете командовать да распоряжаться, а я дома сиди и молчи. Шалите! Прежде я начальству подчинялся, а своему брату подчиняться не хочу.

- Господа, господа, перестаньте, надо пьесу выбрать! - послышались голоса.

- Поставьте "Как поживешь, так и прослывешь" - я много раз Маргариту играла, - сказала Анфиса Львовна.

- Да что вы, Анфиса Львовна! Маргарита в чахотке умирает, а какая же вы чахоточная? - запротестовал Курский.

- Вы мне ходу не даете. Это все только интриги одни, боитесь, что меня вызывать больше, чем вас будут, - сквозь слезы произнесла она.

- Как интрига! Разве вы смеете товарищей в таких вещах обвинять, - напустился на нее Сергей Сергеевич. - Кто виноват, что вы состарились и растолстели, да видно и из ума выжили.

Щепетович громко расхохоталась.

- Меня оскорбляют, на что это похоже? Какие позволяют себе говорить даме пошлости! Вы на моих крестинах не были, чтобы мои года считать, а до моей полноты вам дела нет, - со злобными рыданиями кричала Анфиса Львовна.

Лариса Алексеевна продолжала неудержимо хохотать.

Дудкина с презрением уставилась на нее.

- Конечно, я дама видная, не селедка какая-нибудь, как другие, - подчеркнула она.

Щепетович так быстро вскочила со стула, что задела Курского по лицу.

- Это вы на мой счет? Я, по-вашему, похожа на селедку? Если я селедка, так вы кочан капусты!

- Я, я кочан! - взвизгнула Дудкина.

- А вы что толкаетесь и не извиняетесь, разве это прилично. Не умеете держать себя в обществе! - старался перекричать последнюю Сергей Сергеевич, обращаясь к Щепетович.

- Да что это наконец, господа! - вступился Бабочкин.

- И всегда скажу, что вы и на женщину-то не похожи! - не унималась Анфиса Львовна.

- Ну, конечно, вы только одна женщина… - вышел из себя Михаил Васильевич.

- Вы с какой стати вмешиваетесь? Она вам с какого бока припека? - напустилась на него Дудкина.

- Пожалуйста, Бабочкин, отделайте эту госпожу хорошенько, вступитесь за меня, а то она зазналась слишком! - подзадоривала его Щепетович.

- За вас никому не следует вступаться, когда вы сами делаете невежества и не извиняетесь! - продолжал наступать на нее Курский.

В это время в залу, никем не замеченный, проскользнул Вывих.

- Я знаю, почему вы ко мне придираетесь… Не удалось… - язвительно заметила Курскому Лариса Алексеевна.

- Что не удалось? Что вы этим хотите сказать? Говорите, говорите… - вспылил Сергей Сергеевич.

- А то, что вы за мной ухаживали…

- Вот что открывается. Какие пошлости про себя сообщают! - всплеснула руками Дудкина.

- Как вы смели про меня это сказать? Я человек женатый, на всякую не брошусь! - крикнул Курский. - Разве в пьяном виде, так кто же виноват, что вы с нами напиваетесь…

- Хорош комитет! - фыркнул на всю залу Вывих.

- Вам что здесь угодно? Здесь комитет, и вам не место, ваше дело только подслушивать да в газетах разглашать. Потрудитесь выйти вон, - подлетел к нему Сергей Сергеевич.

- Здесь общая зала, я член общества, а потому имею полное право остаться, - уселся Марк Иванович к столу. - Притом и интересно - есть действительно, что сообщить в газеты.

- Ну, брат, - расхохотался басом Михаил Васильевич - задаст тебе завтра жена баню!..

- Если только вы осмелитесь сообщить, что сейчас здесь происходило, - я вам голову размозжу, сплетник газетный! - вышел из себя Курский.

- Что? - вскочил Вывих. - Что вы сказали? Повторите, повторите!

Марк Иванович все подступал ближе к Курскому.