Сценарий для Незалежной

— Надеюсь, напишете правду о нашей революции?!

— Попробую!

— Удачи!

— Благодарю!

Журналистская группа из Германии в составе репортеров Элизабет Штерн, Энтони Кляйнерта (Антона Жидовкина) и оператора Густава Шванке, благополучно пройдя через сито украинской пограничной службы, очутилась за пределами таможенной зоны. Среди немногочисленных встречающих маячил симпатичный парень с плакатом в руках, на котором красовались имена немецких журналистов.

— Привет! Назар Осадчий, можете называть меня просто Наз, — представился он и протянул руку для дружеского рукопожатия.

Этот надежный контакт передал своему давнему другу Фридриху Кнуту один из лидеров оппозиционной партии Соломон Блям. Без помощи местных, пребывание немецких журналистов в Украине было бы проблематично, тем более накануне таких серьезных событий. Загрузились в несколько потрепанный микроавтобус марки «фольксваген» и помчались по мрачным окрестностям украинской столицы, насквозь пропитанным смрадным духом революции. Столицы, замершей в ожидании взрыва, который должен был принести в Незалежную европейское благополучие, демократию и справедливость и открыть ворота в иную светлую жизнь без олигархов и казнокрадов, без эксплуатации и преследований…

Назар, насколько это возможно в надвигающихся сумерках, знакомил группу с незнакомой Украиной, потом неожиданно переключился на предстоящие мероприятия.

— Вы будете жить в гостинице «Крещатик». Это совсем рядом с Майданом Незалежности, где сейчас находятся протестующие.

— А что такое Майдан Незалежности? Как переводится? — спросила Лиза и, не дождавшись ответа, констатировала: — Значит, мы будем жить в эпицентре революции! Это супер! Нам будет удобно вести репортажи с места событий. Если что, можно снимать прямо из окна!

— Майдан Незалежности переводится как Площадь Независимости, — и сопровождающий вдруг спросил: — А вы когда-нибудь были на войне?

— Нет… — неуверенно ответила Лиз, — а при чем тут война?

— А притом, — в голосе Назара зазвенели стальные нотки, — что война начнется со дня на день. Обстановка ухудшается ежедневно, ежеминутно! В этом уже никто не сомневается! Вам следует быть очень осторожными!

В микроавтобусе стало тихо. Некоторое время продолжалось молчание, потом выступил Густав.

— Я бывал на войне… и в Югославии, и в Ираке… знаю, что это такое!

Лиза с удивлением взглянула на товарища, а Густав продолжал:

— Это страшно… Лиз… реально страшно и в любой момент может случиться что-нибудь ужасное, поэтому Наз прав, мы не должны, как это по-рюсски, да… лезть на рожу…

— На рожон, — засмеялась Элизабет.

— Ja, ja, naturlich, на рожок, — улыбнулся оператор.

— Какой план на завтра? — вклинился в беседу Энтони. — Мы идем на Майдан?

— Да. Кстати, на Майдане сейчас тусуется множество разных отморозков и тех, кто особенно ненавидит Россию и обвиняет ее во всех своих грехах и бедах, поэтому прошу — ни слова по-русски. Я хорошо говорю по-английски и буду переводить ваши слова на украинский. Вы — немецкая пресса, освещающая революцию, впрочем… больше похожую на госпереворот!

Отель «Крещатик» расположился почти в центре Площади Независимости, всего в сотне метров. Выйдя из авто, группа вновь прибывших была удивлена, что Майдан, несмотря на позднее время, буквально кишит протестующими. Вследствие невероятной усталости, общаться с украинцами не стали. В номере Лизы переговорили с Назаром о планах пребывания в Незалежной.

— Итак, как я понял, в планах посетить Одессу и Донбасс?

— Да, точно! В Донбассе живет мамин давний товарищ Богдан Бондаренко. Мы хотим взять у него интервью. — ответила журналистка и, обращаясь к своей малочисленной репортерской группе, добавила: — Ребята, нам нужно сделать очерк о человеке из народа, узнать как он воспринял эту революцию, чего ждет от нее и как смотрит на все происходящее.

— Это правильно, — одобрительно кивнул Наз, — но до Донецка еще добраться надо… это неблизкий путь… Где он живет?

— По-моему, где-то рядом с Крематорском…

— Краматорском, — поправил Назар, — где конкретно?

— Мама говорила в какой-то Горловке… впрочем, у меня есть номер его мобильного, на днях позвоним.

— Ну хорошо, договорились. Что еще?

— Еще Одесса, — перехватил инициативу Антон, то бишь по новым документам Энтони, — приехать в Украину и не побывать в Одессе? Глупо, даже в разгар революции, — и неожиданно пропел: — Ах Одесса, жемчужина у моря, ах Одесса, ты знала много горя… Хочу своими глазами увидеть дюка; сбежать по ступеням Потемкинской лестницы; побывать на Дерибасовской и посетить знаменитый Одесский театр оперы и балета… — размечтался Жидовкин, но тут же получил от своей начальницы втык.

— Ты что, в отпуске? Мы, вообще-то, на задании, а посему будем заниматься своими непосредственными обязанностями, а не шляться по одесским театрам. Забудь!

— Хорошо, Одесса. Лиза, а еще мы хотим, чтобы вы поговорили с нашими патриотами — противниками этих событий. Такую правду вы не услышите ни от одного протестующего на Майдане! Там стадо баранов, которое слепо идет за вожаком, ничего не понимая в принципе!

— ОК!

— Всё? Или еще что-нибудь?