Слушать и далее кичливую оду беспределу не стали. В одно мгновение дверцы «фольксвагена» открылись и закрылись, и микроавтобус рванул вперед, оставив позади смертельно опасный, убийственный Майдан. Мимо окошек проплывали унылые пейзажи тревожной украинской весны и угрюмые прохожие, сгорбившиеся и усталые, словно Атланты, несущие на себе непомерно тяжелый груз свершившейся революции. Лиза поежилась и раскрыла свою записную тетрадь: «Март 2014 года. Едем к Соломону Яковлевичу Бляму, а потом на Донбасс. Страшно… но надо! Скучаю по мамочке… Всё, достаточно лирики, а то заплачу! С нами едет Изольда…».
— Изольда, — обратилась Лиза к сверстнице, — можно тебя называть просто Из?
— Можно и Золь, — из-под шарфа и натянутой по самые глаза шапки торчал лишь симпатичный носик.
Лиза заметила, как посмотрел на новенькую Антон. «А она ему нравится! — мысленно поаплодировала Антону Лизавета. — Наконец-то, этот дурачок перестанет мечтать о гомосексуальной любви!».
Соломон Яковлевич Блям — лидер оппозиционной партии, одной из немногочисленных в сложившейся ситуации, стоял у окна, поджидая иностранных гостей, и глядел на родной Киев… Каждый раз, думая о том, что случилось в Украине, он не мог понять, как такое вообще могло произойти. Если бы несколько лет назад ему сказали: «Соломон, скоро в твою Украину и город-герой Киев придет нацистская хунта…», он просто набил бы морду наглецу! Но сегодня, видя, в какой хаос погружается его Родина, отчетливо понимал — никакие слова тут не помогут и, как в 1941, нужно снова браться за оружие. И еще… выше его понимания было то, что в верхушку сегодняшней нацистской хунты вошли многие, имеющие в своем составе иудейскую кровь: Парашин-Вальцман, Яйцеглюк-Бакай, Груйсман, Смертенко-Капительман, Бляхер-Береза, Кало-Мойшин, Йося Зимельс и другие. Он мог бы понять, если бы всей этой ситуацией рулили украинцы, ведь и до Великой Отечественной войны, и во время, и даже после, из-за бессмысленной сумасшедшей идеи «чистоты украинской нации» было уничтожено множество людей. Но… чтобы истреблением занимался самый страдающий, при любых конфликтах, еврейский народ — было выше его понимания!
Соломон тяжело вздохнул и вспомнил маму, ее огромные, блестящие от слез глаза, и шепот: «Держи свою машинку, Солик, возьми тетю Тому за руку и слушайся ее, я скоро вернусь…».
Больше маму Солик не видел. Ему, тогда еще трехлетнему малышу, было непонятно, что происходит и почему не возвращается мамочка, которая всегда читала ему сказки на ночь. О ее трагической судьбе, судьбе отца и других еврейских родственников, он узнал, когда уже повзрослел. А тогда от верной гибели его спасла простая русская женщина, проживающая по соседству. Это она, Тамара Сергеевна Бессонова, рискуя жизнью, забрала Солика из рук обреченной еврейской семьи, прятала его и вырастила настоящим человеком. До своего шестнадцатилетия Соломон носил фамилию Бессонов, но, незадолго до получения паспорта, мама посадила его перед собой и сказала: «Сынок, твои родители были достойными людьми, поэтому ты должен носить их фамилию!».
Так к Солику вернулась фамилия Блям. Соломону было тяжело все это вспоминать, но он понимал, что, с приходом к власти нацистских преступников, Украина вернется к тем страшным временам и без борьбы, в нынешней ситуации, ничего не получится. Постепенно вокруг него и его партии начали сплачиваться патриоты, которые, в свою очередь, установили связь с антифашистами из многих населенных пунктов Украины и готовы были дать смертельный бой нацистской хунте и жидобандеровцам (этот парадоксальный термин родился после госпереворота), чтобы освободить Незалежную, от оккупировавшей ее нечисти. Соломон Яковлевич прошел в своей жизни многое. Боролся он и с Брежневским режимом, тогда еще в составе СССР, за что его определили в психушку, но, благодаря заступничеству известных всей стране людей, выпустили на свободу. Свою правду сегодня он нес через сайт «Правда» и как мог приближал День Победы, в наступлении которого и не сомневался.
Во дворе хлопнули дверцы автомобиля. Соломон вздрогнул и воскликнул: