Елена.
Да, в себе, слава богу.Катерина.
Наверное, всех сиделок уже перещупал.Елена.
Катерина.Катерина.
Да, Елена Анатольевна.Елена.
Я хочу тебя попросить быть с ним помягче. Ему сейчас нужен покой. Катя, ему нужна вся твоя любовь. Покажи ему, что ты его любишь.Катерина молчит, глядя в упор на Елену.
Елена.
Вы и так редко видитесь, чего я совсем не понимаю, но это, конечно, ваше дело.Катерина.
Вот именно.Елена.
Ты совсем ему не звонишь. Так нельзя, Катя. Я даже думаю, что этот удар…Катерина.
Ага, конечно, блудная дочь виновата.Елена.
Отчасти, я уверена, что да…Катерина.
Послушайте, Елена Анатольевна, я всё понимаю, вы играете роль заботливой жены, у вас это хорошо получается, молодцом. Ну и всё на этом. Давайте закончим.Елена.
Я люблю Володю.Катерина.
Ага, до смерти. Не сомневаюсь. Елена Анатольевна, вы, видимо, как истинный медработник, пытаетесь меня вылечить, а я здорова, не надо меня лечить. Что выросло, то выросло35.Елена.
Неужели тебе совсем не жалко твоего отца?Катерина.
Я понимаю, что это риторический вопрос, и тем не менее отвечу: жалко, Елена Анатольевна, у пчёлки в жопке.Елена.
О, господи…Катерина тушит сигарету.
Катерина.
В какой он палате?Елена.
Катя, послушай… Я думаю, вам сегодня не стоит встречаться. Давай попозже, когда он окрепнет.Катерина.
Интересный ход. А зачем вы мне тогда вчера позвонили? Вот и звонили бы, когда он окрепнет.Елена.
Меня попросил твой папа.Катерина.
Папа в какой палате?56. ИНТ. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА. ДЕНЬ.
Катерина стоит у окна – спиной к окну, вернее, полусидит, пристроив зад на краю подоконника, и смотрит на Владимира. Он тоже смотрит на неё.
Владимир.
Я почти не вижу тебя, Катя.Катерина.
Это потому, что я стою против света.Владимир.
Я не в этом смысле.Катерина.
Смысла, папа, вообще никакого не существует.Владимир.
Глядя на тебя, я тоже иногда так думаю.Катерина.
Значит, хорошо, что ты почти не видишь меня.Она отходит от окна, садится на стул, предварительно отодвинув его от кровати, закидывает ногу на ногу.
Катерина.
Я никогда не была для тебя смыслом жизни. И слава богу, как говорится.Владимир.
Ты ошибаешься.Катерина.
Деньги, папа. Только деньги были всегда для тебя единственным смыслом.Владимир.
Ты как будто итоги подводишь. Для тебя деньги тоже важны.Катерина.
Не настолько.Владимир.
Это потому, что ты никогда не зарабатывала их сама.Катерина.
Это потому, что ты слишком баловал меня, ну прямо ни в чём не отказывал.Владимир.
Звучит как претензия.Катерина.
Ну что ты, пап, я молюсь на тебя. Пожалуйста, продолжай в том же духе.Владимир.
Не понимаю, зачем я это делаю.Катерина.
Не понимаешь, за что платишь?Владимир.
За что расплачиваюсь.Катерина.
Ну, только не расплачься, ладно?Владимир.
Любишь ты эти игры в слова.Катерина.
Благодаря играм ребёнок познаёт суровые законы реальности36.Владимир.
Думаешь о ребёнке?Катерина.
Нет. Не было и не будет. Не волнуйся, я не беременна, если ты об этом.Владимир.
Жаль. Это отрезвило бы тебя.Катерина.
Алкоголь и наркотики – только по выходным. Я теперь так живу. Из удовольствий только секс и еду никак не удаётся упорядочить. Но я работаю над собой, можешь не сомневаться.Катерина достаёт из кармана сигареты.
Владимир.
Ты что, собираешься здесь курить?Катерина.
А почему нет? Ты ведь заплатил за эти апартаменты, можешь позволить себе всё что угодно.Владимир.
Катя, это больница.Катерина.
Ну и что?Владимир.
Издеваешься?Катерина.
Ладно, пойду покурю там, где это можно. Она поднимается со стула.Владимир.
Подожди.Катерина.
Ну что ещё?Владимир.
Откуда в тебе… такая ненависть?Катерина.
От верблюда. Гены, папа, наследственность. Гнилое семя. Мы все – гнилое семя. Недочеловеки.Владимир.
Роди и воспитай других. Попробуй, у тебя получится.Катерина.
Других?37 Хочешь сказать, отличных от остальных? Папа, других не было и никогда не будет. А экспериментировать в этой области мне что-то не очень хочется – больно и затратно. И бессмысленно38.Владимир.
Да что ж такое, всё у тебя бессмысленно. Дурацкое оправдание. Лишь бы ответственности избежать.Катерина.
Безответственно, папа, – это автоматически плодить себе подобных, заведомо больных и обречённых, – потому что родители сами, мягко говоря, нездоровы и обречены, – и делать это, руководствуясь лишь тем, что все так делают, что в этом есть некий, якобы высший, смысл, осознать который нам, увы, не дано, потому что мы, видите ли, только исполнители непостижимой высшей воли. Говно не может быть невкусным, потому что миллионы мух не могут заблуждаться. И вообще, скоро конец света, если ты не в курсе.Они долго смотрят друг на друга.