Сценарии судьбы Тонечки Морозовой

Они въехали совсем в другой город – заводской, рабочий, где много труб, заборов, переездов через узкоколейку, где на автобусных остановках толпились люди, у которых закончился рабочий день. Все спешили домой.

Это была словно картинка из кино про прежнюю жизнь, когда существовало понятие «общего дела», и это было важно и нужно, когда на работу и с работы ходили отчасти с гордостью – мы строим нечто важное и нужное и вскоре уже построим.

…Ничего не построили, даже то, что уже было построено, развалилось и погибло, но здесь, вблизи Сормовского завода, по-прежнему чувствовалась энергичная, живая жизнь, принадлежность всех людей «общему делу»…

Заводские постройки красного кирпича кое-где были совсем заброшенными, а где-то подновленными, бодрыми, в окнах синий фабричный свет.

– Тут че, правда корабли строят? – вдруг спросил Родион с недоверием. – И подлодки?

– Эх, парень! – таксист обернулся к нему на мгновение. – Ничего-то вы, молодые, теперь не понимаете! Такой завод был! Вот мы едем, это все территория была, сейчас половина только осталась. Да и то хорошо – живет, работает! Летом на воду такой прогулочный корабль спустили! Он когда с ходовых испытаний шел, мы специально на тот берег поехали, в бинокль смотрели. Махина!..

– Вот не зря дядя Саша говорит, что нужно читать книжки и учить историю, – встряла Тонечка. Она никогда не упускала подходящий момент для воспитания подростков! – Ведь гораздо интересней жить, когда много знаешь!.. Сразу все по-другому видишь!..

Музей Сормовского завода размещался в двухэтажном доме, стоящем как-то наособицу, не в ряду других домов, а словно в небольшом скверике. Заходить в него нужно было почему-то с заднего крыльца.

Возле тяжелой двери был пристроен чугунный якорь на неправдоподобно большой цепи.

– Зачем они такие здоровые? – спросил Родион.

– Вот и спроси.

Тонечка нажала латунную пупочку звонка – дверь была заперта – и прислушалась. Подождала и еще раз нажала. Родион перчаткой отряхивал с якоря снег.

– Зачем ты на штаны метешь? Мети в сторону!

Тут в замке щелкнуло, дверь немного подалась, Тонечка потянула ее на себя и зашла. Родион следом.

Прямо перед ними оказалась лестница, и холодно здесь было, почти как на улице.

Они поднимались по второму маршу, когда на площадке появился человек.

– Добрый вечер, – сказал он негромко.

– Здрасте, – тяжело дыша от восхождения, проговорила Тонечка, улыбнулась куда-то вверх и добавила: – Лестницы – враг панды.

Кажется, человеку это понравилось, потому что он сделал шаг навстречу.

– Проходите.

С площадки они зашли в небольшое помещение, где стояли несколько книжных шкафов, с правой стороны доска с фотографиями сердитых мужчин, а с левой – короткий коридорчик и еще одна дверь.

– Музей на ремонте, – сообщил человек, пока Тонечка оглядывалась. – Это черный ход.

– А это кто? – вылез мальчишка. – На портретах?

– Все директора нашего завода, начиная с самого первого.

– Чего-то больно много!

Человек вздохнул и представился:

– Григорий Александрович Самгин.

– Антонина Герман, – выпалила Тонечка. – А это Родион. Поздоровайся по-человечески!

Родион болтнулся всем телом, изобразив поклон. Видимо, он считал, что здоровается по-человечески.

– Пройдем в кабинет?

Он пошел через комнаты, зажигая по дороге свет.

Со всех сторон на них смотрели люди со старых фотографий, детали машин, части механизмов, модели катеров и пароходов, даже снятая рубка подводной лодки, на которой белыми буквами было выведено С-13, даже водолазный скафандр с круглым шлемом и латунными заклепками!.. За стеклом лежали кованые детали, компасы, книги и схемы.

– Я же говорила, что здесь страшно интересно! – втолковывала Тонечка Родиону. Щеки у нее горели, свежая прическа почти расстроилась, и она опять стала прежней, на взгляд Родиона – прекрасной.

– Вы у нас бывали?

– Нет, никогда! Но мне очень хотелось!..

Директорский кабинет располагался слева от самого большого зала, где, судя по всему, были собраны предметы и документы военного времени.

Кабинет оказался не совсем кабинетом – здесь было много витрин с моделями подводных лодок, шкафов, полных книг и переплетенных газетных подборок, несколько картин, очень неплохих, Родион сразу подошел и уставился.

И письменный стол у директора был знатный: громоздкий, с выпуклыми тумбочками и слоновьими ногами. Стол был покрыт зеленым сукном, на нем масса штучек – чернильный прибор с пресс-папье, бювар бордовой кожи с тиснением, малахитовый стакан для карандашей, искусно выполненная модель парохода «Максим Горький» с золотыми буквами по борту.

– Как здорово! – Тонечка разглядывала модель.

– Он выполнен в точности по эскизам, – поделился директор. – А вообще это стол моего отца. Он был когда-то директором завода «Красное Сормово». Когда на пенсию вышел, стол отдали мне.

Тонечка покрутила головой от восторга.

– Присаживайтесь. – Директор отодвинул перед ней кожаное кресло. – Раздеваться не советую, у нас холодно, батареи перед ремонтом отключили. О чем вы хотите со мной поговорить? Нина сказала, вам срочно.