Сценарий

– Мы действительно познакомились в баре. Ты глушил пиво бутылку за бутылкой. Я подсел, мы просто болтали, обычный пьяный треп двух неудачников. Говорили о женщинах, тачках и все в таком роде. Вернее, говорил в основном я, ты больше молчал, слушал и вливал в себя «Миллер». Странный ты был, тут я тебя не обманывал. Замкнутый какой-то. Будто пережил что-то такое, чего и врагу не пожелаешь. Так мы просидели до самого закрытия. Ты платил за выпивку, это делало тебя в моих глазах отличным собеседником, с которым я с удовольствием проторчал бы там и до утра. В общем, ты изрядно накидался, и я подумал, блин, у этого мужика, должно быть, водятся деньжата, раз он вот так с легкостью угощает виски первого встречного. Почему бы ему не поделиться с тем, кто нуждается в них гораздо сильнее? Что-то такое вертелось в моей тупой, пропитанной парами алкоголя башке. Да, как-то так. Потом, когда мы вышли на улицу, ты чего-то там говорил о бренности всего сущего или что-то в этом духе, а у меня мелькнуло: «Ну и напыщенный же индюк». Я распалял себя, понимаешь? Чтобы легче было сделать… ну… В общем, мне бабки твои хотелось забрать, ой как хотелось. Я ведь ни хрена нигде не работал в то время.

Я молча вытащил две сигареты и протянул одну Баку, но он отказался. Я же закурил.

– Как назло, мимо проезжала патрульная машина. Вернее, это тогда я так думал, что назло. На самом деле я думаю, она неслучайно там оказалась в тот самый момент, когда я обчищал твои карманы. Провидение ее послало, не иначе. Какие-то сраные высшие силы решили вмешаться в мою непутевую жизнь и открыть глаза.

Бак пристально посмотрел на меня и тепло улыбнулся.

– Я думал, мне конец. Вот так вот, по собственной дурости, снова угрелся в тюрьму. Мне уже ласты крутить собирались, когда ты сказал: «Офицеры, никаких проблем, мы просто повздорили со старым другом, потому что оба перебрали». Я обалдело уставился на тебя, не мог поверить своим ушам. Ведь я превратил твое лицо в отбивную. «Вы уверены?» – копы недоверчиво покосились на тебя. «Да, абсолютно». – «Может быть, вам нужна медицинская помощь?» – «Нет, пустяки, – ответил ты и, взглянув на меня, подмигнул, – этот увалень и бить-то толком не умеет». Тогда полицейские обратили внимание на твой кошелек, который я по-прежнему сжимал в руках. «Это ваш кошелек?» – спросил тебя один из патрульных. «С чего бы мой кошелек был у этого алкаша? – добродушно ответил ты. – Я не доверю ему и доллара, он же пропьет его в ту же секунду». Не знаю, поверили ли они во всю эту чушь с дружеской потасовкой, но, видимо, разбираться им совсем не улыбалось. Посверлив нас глазами еще какое-то время, они уехали. Тогда ты оттер кровь с расхлестанных губ, подошел ко мне и, протянув руку, сказал: «Кошелек верни, засранец чертов».

Голос Бака изменился. А я решил, что схожу с ума и у меня начались галлюцинации: мне показалось, что в его глазах стоят слезы.

– Ты спас меня, старик. Не от полиции, нет. Спас от самого себя. Вот я, знаешь, не мастак говорить все эти пафосные речи, но так оно и было. Ты, дружище, мужик, каких еще поискать надо. Настоящий. Хрен ли бы я тебе сдался? Ты мог запросто усадить меня за решетку, куда мне и была дорога, если честно. Но ты сумел во мне что-то такое разглядеть, чего я и сам о себе не знал. Увидел потенциал. Еще существующую надежду стать человеком. И еще, думаю, ты сестру мою пожалел, ведь я трепался о ней, когда мы сидели в баре и пили за твой счет, а я трепался, и мысли у меня крутились об одном: хорошо бы разжиться баксами.

Бак снова умолк, и в этот раз пауза затянулась.

– Ну а дальше ты знаешь, я тысячу раз рассказывал. И готов рассказывать еще столько же. Мы стали друзьями. Где-то через месяц я открыл фирму. А когда узнал, что ты ищешь работу, не раздумывая взял тебя в команду.

Он устало растер глаза.

– Вот и вся история. Я твой должник до конца жизни, приятель. А Бак Чемберс относится к долгам серьезно.

– Ну. Ты. И. Идиот, – медленно произнес я, разделяя каждое слово.

Мне стоило огромных усилий, чтобы сдержать смех. Я испытывал такое облегчение, что готов был расцеловать своего друга. Ему невозможно понять меня. Как мне объяснить человеку, память которого в полном порядке, что я совершенно не сердился на него? Между мной, которого встретил Бак тем вечером в баре «Кастом хаус», и мной нынешним огромная разница. Сказать вернее – это два совершенно разных человека. Тот Гудман умер. Кто мы, в сущности, есть, как не наши воспоминания? Лишившись их, мы теряем самих себя. Первая любовь, рыбалка с отцом в воскресное утро, мамина запеканка на завтрак, студенческие годы, родные дети, пьянки с коллегами по работе по субботам – все, все это умирает, растворяется в том же небытии, в каком растворится каждый из нас, после того как сердце перестанет биться.