Сцены частной и общественной жизни животных

Вскоре я очутился в лесу и полной грудью вдыхал чистый воздух; я так давно не видел над головой небесного свода целиком, что смотрел на него как будто впервые в жизни. Мне показалось, что луна стала красивее. Звезды сияли у меня над головой так ярко, что я не знал, какую предпочесть: все были бесконечно прекрасны. Истинная поэзия живет только под открытым небом. Располагайся Париж в деревне, сами Люди, живущие в нем, смягчились бы сердцем.

Среди Людей находятся такие, которые бродят по плодоносной земле, прося подаянья

Утром меня разбудил лязг железа: два господина ожесточенно дрались на шпагах. Я решил было, что дело кончится смертоубийством, но лишь только они проголодались, как помирились и рука об руку направились в ресторан. В добрый час, подумал я, вот люди, у которых есть капля здравого смысла. После этой пары явилось множество других; все они с большей или меньшей решительностью предавались тому же занятию, и я скоро догадался, что попал не в лес, а всего-навсего на променад[192]. Меня это не устроило: для меня лес – это такое место, где нет Людей; поэтому я сказал «прощай» Булонскому лесу и пустился дальше. Неподалеку от деревни под названием Пюто я заметил Петуха. Я так долго прожил среди господ и дам, что с приязнью устремил свой взор на этого Зверя.

Петух этот был настоящий красавец: длинноногий, грудь колесом, он смотрел орлом и чем-то напомнил мне французских солдат, которые часто составляли мою публику на Елисейских Полях.

– Клянусь гребнем! – вдруг воскликнул он. – Чего это вы на меня уставились? Для Зайца вы ведете себя довольно нагло.

– Неужели, – отвечал я, – предосудительно любоваться таким прекрасным Зверем? Я провел много времени в Париже, где видел одних лишь Людей, и счастлив наконец увидеть Животное.

Полагаю, что ответ мой был самый естественный; однако Петух и в нем ухитрился найти повод для обиды.

– Я деревенский Петух! – вскричал он. – Я не позволю, чтобы какой-то жалкий Заяц безнаказанно меня оскорблял!

– Вы меня удивляете, – сказал я, – у меня и в мыслях не было вас оскорбить; я Заяц очень мирный и ссор не люблю; примите мои извинения.

– На что мне сдались твои извинения! – отвечал он. – Всякая обида должна быть искуплена кровью; я уже давно не дрался и охотно дам тебе урок хороших манер. В виде одолжения могу предоставить тебе выбор оружия.

– Драться? – изумился я. – Вы предлагаете мне драться? Да я скорее умру! Успокойтесь, прошу вас, и дайте мне пройти: я направляюсь в Рамбуйе, где надеюсь разыскать кое-каких старых знакомых.

– Нет, любезнейший, – возразил он, – мы еще не кончили; в приличном обществе так дела не делаются. Мы будем стреляться, а если ты откажешься, я сам тебя пристрелю. Глянь-ка, – прибавил он, – показывая на подходивших к нам Быка и Пса, – а вот и секунданты; очень кстати. Следуй за мной и не вздумай дать деру: я с тебя глаз не спущу.

Противиться было невозможно, бежать также, и я повиновался.

– Все Животные братья, – сказал я Быку и Псу, когда они подошли поближе, – этот Петух дуэлянт, если вы позволите ему меня убить, кровь моя будет на вашей совести; я никогда не дрался и надеюсь не драться и впредь.

– Ладно-ладно! – отвечал Пес. – Это беда небольшая; нужно же с чего-то начинать. Ваша наивность мне мила; я готов быть вашим секундантом. Итак, имейте в виду, любезнейший, я за вас в ответе; дело идет о моей чести. А посему вы обязаны драться.

– Вы чересчур честны, – возразил я, – и я очень тронут вашим вниманием, но лучше уж я обойдусь вовсе без секунданта и драться не буду.

– Слышите, любезный Бык! – возмутился мой противник. – Какие времена настали! Поверить невозможно. Вот увидите, скоро эти трусы возьмут над нами верх; слабые начнут помыкать сильными и их тиранить.

Бык безжалостно заревел в знак согласия; я не знал, на что решиться.

«Домашние Животные ничуть не лучше Людей», – подумал я.

– Умирать так с музыкой, – сказал Пес, отводя меня в сторону, – а еще лучше – с оружием в руках; между нами говоря, я этого Петуха не люблю и желаю вам удачи; поверьте, я не из охотничьих псов и не имею никаких причин желать зла вашему роду. Итак, не бойтесь, любезный Заяц, и доверьтесь мне. Кстати, чтобы драться, вовсе не обязательно быть храбрым, достаточно им казаться. Под дулом пистолета постарайтесь думать о чем-нибудь постороннем.

– Ничего не выйдет, – сказал я, полумертвый от страха.

– Бросьте, – возразил он, – рано или поздно что-нибудь всегда выходит. Послушайтесь меня, раз выбор оружия предоставлен вам, не выбирайте шпаги: ваш противник хладнокровнее и опытнее вас; выберите пистолеты, а я их сам заряжу.

– Неужели, – изумился я, – неужели вы полагаете, что я стану стрелять из заряженного пистолета? и не надейтесь; не судите по себе. Если уж этому упрямому Петуху так необходимо драться, у него ведь есть шпоры и очень острый клюв! Неужели это оружие недостаточно опасно? а я бы уж постарался, по мере сил, от него увильнуть. Будьте милосердны, постарайтесь уладить это ужасное дело, в котором я ничего не могу понять.