Читаем Сцены частной и общественной жизни животных полностью

Нашим любителям не слишком драгоценных камней пришла в голову роковая идея устроить охоту на Крокодила; один бросился за мной в погоню и швырнул в меня киркой, которая своим острым концом вонзилась мне в правый глаз. От боли я лишился чувств, а когда пришел в себя, оказалось, увы, что я связан, пленен и нахожусь в руках Людей! Меня перевезли в большой город Эль-Каирех, который неверные называют Каиром, и на время поселили в доме иностранного консула. В доме этом стоял немыслимый грохот, который заглушил бы даже шум битвы у Пирамид; здесь тоже шли баталии, только словесные. Люди здесь бранились с утра до вечера, но, поскольку понять друг друга все равно не могли, я сделал из этого вывод, что предметом их бесед был Восточный вопрос![212] И не нашлось ни одного Крокодила, который мог бы примирить спорящих, проглотив их всех без исключения!


Заметив плоды того, что она назвала моею невоздержанностью


Матрос, завладевший мною, не счел меня достойным внимания г-на Жоффруа Сент-Илера[213] и после нашего прибытия в Гавр продал одному паяцу. О горе! меня поместили в просторное корыто, чтобы глупая толпа могла любоваться мною в свое удовольствие. Паяц вопил перед входом в свой балаган: «Заходите, господа и дамы! Теперь как раз время, когда это интересное Животное должно принимать пищу!» Челюсти у меня свело от холода, но он произносил эти слова так убедительно, так уверенно, что, слыша их, я невольно разевал пасть, чтобы поглотить обещанную пищу. Увы! предатель, боясь, как бы силы мои не сравнялись с моей ненавистью, постоянно заставлял меня поститься.

Избавил меня от этой участи старый ростовщик, некогда ссудивший денег моему хозяину; за неуплату долга он арестовал зверинец, прекраснейшим украшением коего был, конечно, я. Всех остальных Животных пустили на чучела, а меня ростовщик через два дня передал, взамен наличных, одному повесе, которому помогал разориться. Мне отвели широкий бассейн в загородном доме моего нового хозяина; питался я остатками его пиров. Из разговоров слуг, внутренних врагов, о которых Ящеры, к их счастью, не имеют ни малейшего понятия, я узнал, что хозяин мой был юноша сорока пяти лет от роду, утонченный гастроном, владелец двадцатипятитысячного годового дохода, который позволял ему, с легкой руки поставщиков, тратить в год двести тысяч. Он уклонился от брака, неизбежного, по его мнению, только в финале водевилей, и ничто не мешало ему наслаждаться жизнью. В физическом отношении единственной выдающейся чертой этого Человека был его живот. Мой новый хозяин жил открытым домом, что не мешало ему порой тратить пятьдесят франков на обед в ресторане. Для разнообразия он не гнушался даже посещать кабаки Куртия[214], и не однажды, когда г-н де ***, герцог и пэр Франции, уходил навеселе с бала-маскарада, его задерживал патруль, не научившийся узнавать в размалеванных пьяницах сливки парижского света.

Однажды летним вечером мой хозяин решил навестить меня вместе с целой толпой друзей; одни нашли мой вид весьма импозантным; другие утверждали, что я очень уродлив, но все как один твердили, что я удивительно похож на их приятеля. Наглецы! с каким наслаждением съел бы я котлетку из денди!

– На что вам кормить это чудовище? – осведомился один беззубый старец, который, без сомнения, был больше, чем я, достоин этого оскорбительного определения. – На вашем месте я велел бы его зарезать и отдать повару. Я слышал, что некоторые африканские племена ценят крокодилье мясо очень высоко.

– Клянусь честью! – сказал мой хозяин. – Какая оригинальная мысль! Повар, завтра мы едим филе Крокодила!

Все нахлебники захлопали в ладоши; повар поклонился в знак согласия; я содрогнулся в глубине души и бассейна. Я провел ужасную ночь, ночь приговоренного к смерти, а с первыми лучами солнца моим глазам предстал отвратительный повар: он точил огромный нож, которым намеревался вскрыть мне брюхо! Пока повар отвязывал мою цепь, один из его приспешников нанес мне двадцать два удара палкой по голове. Мне наверняка пришел бы конец, если бы до слуха моих палачей внезапно не донесся какой-то шум. Оказалось, что четыре незнакомца малоприятной наружности, один из которых держал в руках часы, показывавшие пять утра, волокут куда-то моего хозяина. Я услышал крик: «В Клиши!»[215] И экипаж двинулся в путь. Я не заставил себя просить дважды и, воспользовавшись всеобщим смятением, выпрыгнул из бассейна, быстро пересек сад, добрался до реки и поплыл по течению. Так я очутился в Гавре.

Причиной всех моих бедствий стало мое одиночество; создай я семью, быть может, она выручила бы меня в час опасности, и ныне я не влачил бы унылое существование изгнанника, обреченного питаться лишь несъедобными моллюсками.

Наступило время отлива… Матросы столпились на набережной и смотрят в мою сторону… О Магомет, спаси меня!..

Э. де Ла Бедольер

СЕРДЕЧНЫЕ СТРАДАНИЯ АНГЛИЙСКОЙ КОШКИ[216]

Однажды вечером моя хозяйка попросила одну из юных мисс спеть


Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Пьер, или Двусмысленности
Пьер, или Двусмысленности

Герман Мелвилл, прежде всего, известен шедевром «Моби Дик», неоднократно переиздававшимся и экранизированным. Но не многие знают, что у писателя было и второе великое произведение. В настоящее издание вошел самый обсуждаемый, непредсказуемый и таинственный роман «Пьер, или Двусмысленности», публикуемый на русском языке впервые.В Америке, в богатом родовом поместье Седельные Луга, семья Глендиннингов ведет роскошное и беспечное существование – миссис Глендиннинг вращается в высших кругах местного общества; ее сын, Пьер, спортсмен и талантливый молодой писатель, обретший первую известность, собирается жениться на прелестной Люси, в которую он, кажется, без памяти влюблен. Но нечаянная встреча с таинственной красавицей Изабелл грозит разрушить всю счастливую жизнь Пьера, так как приоткрывает завесу мрачной семейной тайны…

Герман Мелвилл

Классическая проза ХIX века