— Возможно, у него просто такая натура. Меланхолик.
— Но он не был таким. Он был таким счастливым в прежние времена. Если бы он только смог найти кого-нибудь, кто сделал бы его раскованным!
Но Лукас уже спит. Таков уж он: засыпает сразу же, как невинный ребенок.
Ей бы тоже хотелось заснуть, но сон не идет. Кажется, будто дух кузена затаился и призывает ее на темную кухню, чтобы она закончила письмо. «Не сомневайся во мне, — шепчет она, — я обещаю к нему вернуться».
Но когда она просыпается, уже понедельник, и нет времени писать, нет времени для излияний. Им нужно немедленно выезжать в Кальвинию: ей — в отель, Лукасу — в транспортное депо. В маленьком кабинете за стойкой ресепшн она корпит над горой накладных, к вечеру она уже слишком устала, чтобы продолжить письмо, и уже нет тех чувств, которые она испытывала, когда начинала писать.
«С любовью» — но достаточно ли этой любви, чтобы в случае крайней необходимости спасти Джона? Достаточно, чтобы помочь ему избавиться от меланхолии? Что-то сомнительно. А что, если ему этого не захочется? Если его великий план заключается в том, чтобы проводить выходные на веранде того дома в Мервевилле, сочиняя стихи, в то время как солнце раскаляет железную крышу, а отец кашляет в задней комнате, — тогда ему, пожалуй, понадобится вся меланхолия, на которую он способен.
Это первая минута ее дурных предчувствий. Вторая наступает, когда она опускает письмо в почтовый ящик и конверт трепещет на краю щели. То, что она написала и что придется прочесть ее кузену, если она отправит письмо, — это в самом деле лучшее, что она может ему предложить?
Но потом она думает: «Он взрослый человек, с какой стати я должна его спасать?» — и проталкивает конверт в щель.
Ей приходится ждать ответа десять дней — до пятницы следующей недели.
И это все? Ее поражает холодная официальность ответа, и она краснеет от злости.
— Что это? — спрашивает Лукас.
Она пожимает плечами.
— Ничего, — отвечает она и передает ему письмо. — Письмо от Джона.
Он быстро пробегает его глазами.
— Значит, они отказались от своих планов насчет Мервевилля, — констатирует он. — Уже легче. Чем ты так расстроена?
— Не важно, — отвечает она. — Дело в тоне письма.
Они припарковались перед зданием почты. По пятницам они всегда заезжают сюда, это часть традиции, которую они для себя выработали: последнее, что они делают после того, как все закупили, и прежде, чем отправиться на ферму, — забирают почту за неделю и, сидя рядом в пикапе, просматривают ее. Хотя она может забрать почту сама в любой другой день, она этого не делает. Они с Лукасом делают это вместе, как и все, что только могут.
Лукас поглощен письмом из Земельного банка с длинным приложением: несколько страниц цифр, гораздо более важных, чем какие-то семейные дела.
— Не торопись, я пойду прогуляюсь, — говорит она и, выйдя из машины, переходит через дорогу.
Новое здание почты приземистое и тяжеловесное, со стеклянными «кирпичиками» вместо окон и тяжелой стальной решеткой на двери. Оно ей не нравится. По ее мнению, оно смахивает на полицейский участок. Она с нежностью вспоминает старую почту, которую снесли, чтобы освободить место для нового здания.