Сцены из жизни богемы

— Мне и самому придется отлучиться по делам. Послезавтра я уезжаю из Парижа. Поэтому, если угодно, начнем хоть сейчас. Проведем основательный сеанс, и дело сразу подвинется.

— Но ведь скоро стемнеет, а при свечах рисовать нельзя, — заметил господин Бланшерон.

— Моя мастерская так оборудована, что можно писать в любое время, — возразил художник. — Соблаговолите снять фрак и сесть в позу, сейчас начнем.

— Снять фрак? Зачем?

— Но ведь вы сказали, что портрет предназначается для вашей семьи.

— Это верно.

— Значит, вас надо изобразить в домашнем виде, в халате. Так уж принято.

— Но у меня нет с собой халата.

— Зато у меня есть. Тут все предусмотрено, — ответил Шонар, подавая заказчику какое-то отрепье, испачканное красками. Почтенный провинциал проявил было нерешительность.

— Странный наряд, — проронил он.

— И притом драгоценный, — ответил художник. — Некий турецкий визир подарил его Орасу Берне, а господин Берне — мне. Я его ученик.

— Вы ученик Берне? — удивился Бланшерон.

— Да, сударь, имею честь быть его учеником. «Какая подлость, — мелькнуло у него в голове, — я отрекаюсь от своих кумиров!»

— И есть чем гордиться, — продолжал уполномоченный, напяливая на себя халат столь благородного происхождения.

— Повесь фрак господина Бланшерона на вешалку, — обратился Шонар к приятелю, многозначительно ему подмигнув.

— Вот повезло! — прошептал Марсель, хватая добычу и указывая на Бланшерона. — Постарайся подцепить аванс!

— Попробую! Но сейчас не об этом речь, одевайся поживей и удирай. Возвращайся к десяти, я его до тех пор задержу. А главное прихвати чего-нибудь пожевать.

— Прихвачу ананас! — ответил Марсель, исчезая.

Он мигом оделся. Фрак пришелся ему как по мерке, и юноша поспешил улизнуть через черный ход.

Тем временем Шонар принялся за работу. Уже совсем стемнело. Господин Бланшерон услыхал, как бьет шесть часов, и вспомнил, что еще не обедал. Он сказал об этом художнику.

— Я тоже не обедал. Но ради вас сегодня обойдусь и так. А я ведь был зван в один дом в Сен-Жерменском предместье, — сказал Шонар. — Но сеанс прервать нельзя, — это может повредить сходству.

И он снова взялся за кисти.

— Впрочем, — решил он вдруг, — мы можем пообедать, не сходя с места. В нашем доме превосходный ресторан, и нам доставят все что угодно.

Шонар насторожился: как будет встречено его остроумное предложение?

— Отличная мысль! — обрадовался господин Бланшерон. — Надеюсь, вы не откажетесь сделать мне честь и составите мне компанию.

Шонар поклонился.

«Право же, превосходный малый, — подумал он. — Истинный посланец провидения».

— Что же вы желаете заказать? — спросил он своего амфитриона.

— Сделайте одолжение, закажите сами, — учтиво ответил тот.

— Смотри не раскайся, приятель! — пел художник, опрометью сбегая по лестнице.

Он направился в ресторан, подошел к стойке и заказал такое меню, что трактирный Ватель даже побледнел.

— Подайте бордоского.

— А кто будет платить?

— Уж конечно не я, — ответил Шонар. — Платить будет мой дядюшка, большой чревоугодник, вы увидите его у меня в мастерской. Но постарайтесь не ударить лицом в грязь и подайте обед не позже как через полчаса. И чтобы все было сервировано на фарфоре.

В восемь часов господин Бланшерон уже почувствовал неодолимую потребность поделиться с приятелем своими заветными идеями по части сахарной промышленности и подробно пересказал Шонару содержание сочиненной им брошюры.

Шонар аккомпанировал ему на рояле.

В десять часов друзья уже отплясывали галоп и обращались друг к другу на «ты». В одиннадцать они поклялись никогда не расставаться и написали завещания, в которых отказывали друг другу все свои богатства.

В полночь Марсель возвратился домой и застал их друг у друга в объятиях, они заливались слезами. В мастерской было уже на полпальца воды. Марсель наткнулся на столик и заметил роскошные остатки великолепного обеда. Заглянув в бутылки, он убедился, что они совершенно пусты.

Марсель попробовал было разбудить Шонара, но тот пригрозил его убить, если он вздумает похитить господина Бланшерона, который в данное время служил ему подушкой.

— Неблагодарный! — проворчал Марсель, вынимая из кармана фрака горсточку орехов. — А я-то принес ему поесть!

III ВЕЛИКОПОСТНАЯ ЛЮБОВЬ

Как— то великим постом Родольф пораньше возвратился домой, намереваясь поработать. Но едва он сел за стол и обмакнул перо в чернильницу, как его внимание привлекли какие-то странные звуки, он приложился ухом к предательской перегородке, отделявшей его от соседней комнаты, прислушался и ясно различил диалог, который то и дело прерывался поцелуями и какими-то невнятными восклицаниями.

«Тысяча чертей!» Родольф, взглянув на часы. — Время еще раннее… а моя соседка — из тех Джульетт, что держат своих Ромео и после того, как пропоет жаворонок. Значит, сегодня мне не работать».

Он взял шляпу и вышел.

Подойдя к привратницкой, чтобы сдать ключ от комнаты, он застиг жену швейцара в объятиях какого-то франта. Бедная женщина так растерялась, что добрых пять минут не могла дернуть за шнурок, чтобы отворить Родольфу дверь.