Благодаря целой цепи счастливых случайностей, о которых было бы слишком долго рассказывать, философу удалось решить эту задачу. Не прошло и двух дней, как он разузнал адрес Родольфа и явился к нему в шесть часов утра.
Родольф тогда жил в меблированных комнатах на тихой улице в предместье Сен-Жермен и занимал номер на пятом этаже, ибо шестого вообще не было. Когда Коллин подошел к двери Родольфа, ключа в ней не оказалось. Он стучал добрых минут десять, но изнутри никто не откликался: зато на стук явился швейцар и попросил Коллина прекратить шум.
— Неужели вы не понимаете, что жилец спит, — сказал он.
— Вот я его и бужу, — ответил Коллин, продолжая стучать.
— Значит, он не желает отзываться, — возразил швейцар, ставя у двери Родольфа начищенные лакированные башмаки и дамские туфельки.
— Постойте! — воскликнул Коллин, уставившись на Разнополую обувь. — Новые лакированные башмаки! Видно, я ошибся дверью, мне не сюда.
— Да вы скажите — кого вам надобно? — спросил швейцар.
— Женские туфельки! — удивился Коллин, вспоминая о строгих нравах приятеля. — Не иначе, как ошибся. Тут живет не Родольф.
— Простите, сударь, он живет именно здесь.
— В таком случае, почтенный, выходит, что ошибаетесь вы, а не я.
— А почему, позвольте спросить?
— Конечно, ошибаетесь, — заключил Коллин, указывая на лакированные башмаки. — Это что такое?
— Это башмаки господина Родольфа. Что же тут удивительного?
— А это что? — Коллин, указывая на туфельки. — Скажите, это тоже его обувь?
— А это его дамы, — ответил швейцар.
— Его дамы? — пораженный Коллин. — Ах, сластолюбец! Так вот почему он не откликается!
— Что ж, его воля, — заметил швейцар. — Скажите, что передать господину Родольфу, я передам.
— Нет, не надо, — возразил Коллин. — Теперь я знаю, где он обретается, приду еще раз.
И он немедленно отправился к друзьям сообщить эту потрясающую новость.
Лакированные штиблеты Родольфа большинство отнесло на счет богатого воображения Коллина, а его любовницу богемцы единодушно объявили фикцией.
Однако фикция на проверку оказалась правдой. Ибо в тот же вечер Марсель получил пригласительное письмо, адресованное всем приятелям. Содержание его было таково:
— Господа, новость подтверждается, — воскликнул Марсель, показывая друзьям письмо. — У Родольфа действительно появилась любовница. Больше того — он приглашает нас на обед, а в приписке говорится, что посуда обеспечена. Признаюсь, это утверждение представляется мне гиперболой. Однако посмотрим.
На другой день, в назначенное время, Марсель, Гюстав Коллин и Александр Шонар, голодные как в последний день поста, явились к Родольфу и застали его за развлечением — он играл с рыжим котенком, в то время как миловидная молодая женщина накрывала на стол.
— Господа, — сказал Родольф, пожимая руки товарищам, — позвольте представить вам царицу этих мест.
— И твоего сердца! — воскликнул Коллин, никогда не упускавший случая поиграть словами.
— Мими, я хочу представить тебе своих закадычных друзей, — сказал Родольф. — А затем займись супом.
— Сударыня, вы свежи, как полевой цветок, — воскликнул Александр Шонар, здороваясь с Мими.
Удостоверившись, что на столе действительно стоят тарелки, Шонар осведомился, что именно будет подано к обеду. Его разбирало такое любопытство, что он даже заглянул в кастрюли, где варился обед. Обнаруженный там омар произвел на него ошеломляющее впечатление.
А Коллин поспешил отвести Родольфа в сторону и спросил, как обстоит дело со статьей.
— Дорогой мой, она в наборе. «Касторовая шляпа» выйдет в четверг. У нас недостает слов описать радость философа. Простите, господа, что я так долго не давал о себе знать, — сказал Родольф, — но я переживал медовый месяц.
И он рассказал друзьям историю своей женитьбы на прелестном существе, принесшем ему в качестве приданого свои восемнадцать лет и шесть месяцев, две фарфоровые чашки и рыжего котенка, которого тоже звали Мими.
— Итак, господа, отпразднуем наше новоселье! — воскликнул Родольф. — Считаю долгом предупредить, обед будет самый мещанский. Трюфели придется заменить непринужденным весельем.
И действительно, за столом царило веселье, и гости нашли, что предложенный им «скромный» обед не лишен известной изысканности. И то сказать, Родольф не поскупился. Коллин обратил внимание, что тарелки то и дело меняют, и во всеуслышанье заявил, что мадемуазель Мими вполне достойна той лазоревой ленты, какая украшает грудь цариц кулинарии. Но слова эти прозвучали для молодой женщины как санскрит, и Родольф перевел их на общепонятный язык, сказав, что из нее выйдет отличная повариха.