Сцены из жизни богемы

«Есть же, однако, еретики, которым и невдомек, что теперь пост»,– подумал Родольф при виде бравого вояки и его дебелой подруги.

И он направился к приятелю, который жил неподалеку.

«Если я застану Марселя дома,– раздумывал он,– мы с ним весь вечер посплетничаем о Коллине. Надо же чем-нибудь заниматься…»

На его оглушительный стук дверь чуточку приотворилась, и показался скудно одетый молодой человек: на нем были только рубашка и монокль.

– Сейчас тебя принять не могу,– сказал он Родольфу.

– Почему? – спросил тот.

– Смотри!– Марсель, указывая на женскую головку, видневшуюся из-за гардины.– Вот тебе ответ.

– Ответ неважный,– сказал Родольф, когда дверь захлопнулась перед его носом.

«Как же быть,– раздумывал он, оказавшись на улице,– не отправиться ли к Коллину? Посплетничаем о Марселе».

На Западной улице, обычно темной и безлюдной, Родольф заметил какую-то тень, которая уныло расхаживала взад и вперед, бормоча что-то похожее на стихи.

– Что это за рифмы? И кого это он тут поджидает? Да это ты, Коллин!

– Родольф! Кого я вижу! Куда ты?

– К тебе.

– Вряд ли застанешь меня дома.

– Что ты тут делаешь?

– Жду.

– Чего?

– Ну вот! – ответил Коллин с шутливым пафосом.– Чего же можно ждать, когда тебе двадцать лет, когда на небе сверкают звезды, а в воздухе звучат песни?

– Изъясняйся прозой.

– Я жду девушку.

– Желаю удачи!– Родольф и продолжал путь, разговаривая сам с собою: «Ну и ну! Как видно, сегодня день святого Купидона и на каждом шагу мне будут попадаться влюбленные. Это безнравственно, возмутительно! И о чем только думает полиция!»

Люксембургский сад был еще открыт, и Родольф решил пересечь его, чтобы сократить путь. В пустынных аллеях то и дело мелькали какие-то тесно обнявшиеся парочки, казалось, они были вспугнуты шумом его шагов и искали, по выражению поэта, приюта в сладостном сумраке и тишине.

«Вот вечер, какие описывают в романах»,– думал Родольф.

Но и сам он под конец невольно проникся какой-то грустной истомой, он сел на скамью и меланхолически залюбовался луной.

Немного погодя он уже очутился во власти каких-то лихорадочных галлюцинаций. Ему казалось, будто мраморные боги и герои, населяющие сад, сходят с пьедесталов и начинают ухаживать за своими соседками – небожительницами и героинями, он ясно услышал, как толстый Геркулес обращается с мадригалом к Велледе, туника которой, казалось Родольфу, как-то странно укоротилась.

Он заметил, что лебедь, обычно красующийся посреди бассейна, поплыл к приютившейся неподалеку нимфе.

«Вот и Юпитер направляется на свидание к Леде,– подумал Родольф, принимая всерьез всю эту мифологию.– Лишь бы их не настиг сторож!»

Он стиснул голову руками, и в его мозг словно вонзились некие шипы. Но в самый разгар упоительных мечтаний его внезапно вернул к действительности сторож, он подошел к Родольфу и хлопнул его по плечу.

– Сад закрывается, сударь,– сказал он.

«Тем лучше,– подумал Родольф.– Останься я здесь еще минут пять – в сердце у меня распустилась бы уйма незабудок – больше чем на всех берегах Рейна и во всех романах Альфонса Карра».

И он поспешил прочь из сада, напевая чувствительный романс, служивший ему любовной марсельезой.

Через полчаса, сам не зная как, он очутился в «Прадо», сидел за бокалом пунша и беседовал с рослым малым, славившимся своим носом: нос этот обладал Удивительным свойством – он казался орлиным в профиль и курносым – спереди, хозяин этого диковинного носа был не лишен остроумия, достаточно искушен в любовных приключениях и при случае мог дать добрый совет и поддержать приятеля.

– Итак,– говорил Александр Шонар (обладатель знаменитого носа),– вы влюблены!

– Да, дорогой мой… Схватило меня сразу, вот только что. Нечто вроде нестерпимой зубной боли в сердце.

– Дайте-ка табачку,– прервал его Александр.

– Представьте себе: вот уже два часа я встречаю одних лишь влюбленных, мужчины и женщины попадаются мне не иначе как парочками. Мне вздумалось зайти в Люксембургский сад, там я увидел такие фантасмагории, что был потрясен до глубины души, в голове у меня бродят элегии, я готов блеять и ворковать: я чувствую себя не то ягненком, не то голубком. Присмотритесь, вероятно, я уже оброс шерстью и перьями.

– Чего это вы нализались? – спросил Александр, теряя терпение.– Вы меня разыгрываете.

– Поверьте, я говорю вполне серьезно,– ответил Родольф.– Впрочем, нет. Но заявляю вам, что я испытываю неодолимую потребность кого-то обнять. Знаете, Александр, человек не должен жить в одиночестве, короче говоря, вы должны помочь мне найти женщину… Зайдем куда-нибудь на бал, и той, на которую я вам укажу, вы скажете, что я в нее влюблен.

– А почему бы вам не сказать это самому? – проговорил Александр своим великолепным гнусавым баском.

– Дорогой мой, уверяю вас, я совсем забыл, как говорится такие вещи. Ко всем моим романам предисловия строчили за меня друзья, а в иных случаях писали и развязки. Мне никогда не давалось начало.

– Лишь бы удавался конец,– заметил Александр.– Но я вас понимаю. Я знаю девушку, которая обожает пасторали. Быть может, вы ей подойдете.