Два дня спустя Мюзетта проснулась в будуаре, обтянутом розовым атласом. У подъезда ее ждала голубая карета, а феи из царства моды, созванные отовсюду, принесли к ее ногам свои сказочные изделия. Мюзетта была восхитительна в этом изящном обрамлении, девушка казалась еще более юной и свежей. Она вернулась к прежнему образу жизни, вновь стала участницей всех ужинов и празднеств и обрела былую известность. Всюду только о ней и говорили – вплоть до кулуаров биржи и буфета парламента. Ее новый любовник, господин Алексис, был очаровательный молодой человек. Случалось, что он упрекал Мюзетту в легкомыслии и сетовал, что она слишком рассеянно выслушивает его любовные признания, тогда Мюзетта, заливаясь смехом, хлопала его по руке и говорила:
– Что же вы хотите, друг мой? Я провела полгода с человеком, который кормил меня одним салатом да постным супом, одевал меня в ситцевые платья и водил только в Одеон,– он не мог похвастаться богатством. Я была без ума от этого чудовища, а любовь – вещь дешевая, поэтому мы расходовали ее не задумываясь.
У меня остались только крохи. Подбирайте их – я вам не мешаю. К тому же я и не думала вас обманывать, и не будь ленты столь дороги, я так и не рассталась бы с моим художником. А что касается сердца, то с тех пор, как на мне корсет, стоящий восемьдесят франков, я почти не слышу, как оно бьется. Я даже боюсь – уж не оставила ли я его где-нибудь у Марселя.
Исчезновение трех богемных пар вызвало бурное ликование в доме, где они жили. На радостях хозяин закатил обед, а жильцы зажгли в окнах плошки.
Родольф и Марсель поселились вместе, у каждого из них появился новый кумир, имени которого они в точности не знали. Случалось, один из них заговаривал о Мюзетте, другой – о Мими, тогда беседа затягивалась до поздней ночи. Они вспоминали прежнюю жизнь, песенки Мюзетты, песенки Мими, вспоминали бессонные ночи, и утренние часы, полные неги, и обеды, приготовленные в мечтах. В этом дуэте воспоминаний один за другим звучали минувшие часы, а кончалось обычно признанием, что они все же счастливы – они вместе, им приятно сидеть так, положив ноги на каминную решетку, помешивать декабрьским вечером пылающие дрова, покуривать трубку бок о бок с другом, которому можно поведать все, о чем думалось в одиночестве, – а именно что они горячо любили эти создания, унесшие с собою частицу их юности, и, пожалуй, и сейчас еще любят их.
Как– то вечером, на бульваре, в нескольких шагах от Марселя, из экипажа вышла молодая дама, из-под платья которой выглянула изящная ножка в белом чулке, даже кучер залюбовался ею, словно самыми завидными «чаевыми».
«Что за ножка! – подумал Марсель.– Так и хочется предложить руку ее обладательнице! Но как подступиться? Придумал! Предлог, кажется, не избитый».
– Простите, сударыня,– сказал он, подходя к незнакомке и все еще не видя ее лица,– вам не попадался мой носовой платок?
– Как же, сударь. Вот он,– ответила молодая женщина, протягивая Марселю платок, который она держала в руке.
Художник совсем растерялся от изумления.
Его вернул к действительности взрыв смеха, раздавшийся под самым его носом. При звуке этой веселой фанфары он сразу узнал свою прежнюю любовь.
То была мадемуазель Мюзетта.
– Вот как! Господин Марсель в поисках приключений! Как тебе нравится твоя новая жертва? Согласись, что ей нельзя отказать в жизнерадостности.
– Жертва недурна,– ответил Марсель.
– Куда это ты так поздно?– Мюзетта.
– Вот в эти хоромы,– ответил художник, показывая на небольшой театр, куда у него был постоянный пропуск.
– Из любви к искусству?
– Нет, из любви к искусительнице.– «Кажется, вышел каламбур,– подумал Марсель,– продам его Коллину, он коллекционирует».
– Что это за искусительница? – И глаза Мюзетты стали метать вопросительные знаки.
Марсель продолжил свою сомнительную шутку.
– Это химера, я гоняюсь за нею, а она здесь на ролях инженю.
И он теребил рукою воображаемое жабо.
– Как вы сегодня остроумны! – заметила Мюзетта.
– А вы как любопытны! – ответил Марсель.
– Говорите потише, все слышат, еще, пожалуй, примут нас за повздоривших влюбленных.
– Что ж, это будет не первая наша ссора,– сказал Марсель.
Мюзетта сочла его слова за вызов и поспешила ответить:
– И, может быть, не последняя?
Намек был ясен, он просвистел в ушах Марселя как пуля.
– Светочи небесные! – воскликнул он, обратив взор к звездам.– Будьте свидетели: не я выстрелил первый. Скорее броню!
Тут разгорелась жаркая перепалка. Их неудержимо повлекло друг к другу, и они уже готовы были приступить к мирным переговорам – оставалось только найти благовидный предлог.
Они шли рядом, Мюзетта посматривала на Марселя, а Марсель поглядывал на Мюзетту. Оба молчали, но их глаза, полномочные представители сердец, то и дело встречались. После десятиминутных переговоров конференция взоров пришла к мирному разрешению конфликта. Оставалось лишь ратифицировать соглашение.
Вновь завязалась беседа.
– Ну, скажи по совести, куда ты сейчас шел? – спросила Мюзетта.
– Я уже сказал. Шел к искусительнице.
– Она красивая?
– Улыбки стайками слетают с ее губ.