Сципион Африканский

С этого часа Публий вел себя с солдатами так, будто ничего не случилось. Ни словом, ни взглядом он никогда не намекал на их измену. Самый внимательный наблюдатель не смог бы заметить, чтобы его обращение с бывшими мятежниками хоть чем-то отличалось от его поведения с остальными. Они получили жалованье и с тех пор были верны присяге. Не прошло и нескольких дней, как воскресшего Публия по-прежнему окружала восторженная любовь всех его солдат. Теперь необходимо было заняться Андобалой и Мандонием.

Известие о выздоровлении Публия должно было заставить испанских вождей горько раскаяться, но отступать было уже поздно. Они успели достаточно хорошо изучить характер военачальника римлян, чтобы заметить, что нет в его глазах большего преступления, чем предательство. Между тем они после стольких клятв изменили и за спиной Сципиона готовили ему удар. Все это было слишком дурно, и они не смели надеяться на снисхождение. Оставалось одно — бороться.

Перед выступлением из Нового Карфагена Публий собрал свои войска и горячо говорил о наглости и вероломстве иберов. Речь его произвела на римлян как нельзя более сильное впечатление. Они так и рвались в бой, на следующий день они вышли из города, а через четырнадцать дней форсировали Ибер и достигли тех мест, где обосновался Андобала. Скаллард оценивает позиции иберов как очень сильные. Именно этот район в 76 году до н. э. занимал Серторий, и в борьбе с ним оказались бессильными Метелл и Помпей. Кроме того, Сципиону предстояло бороться с партизанской войной, а это было не под силу лучшим полководцам мира.[65] Поэтому план Публия заключался в том, чтобы как можно скорее навязать варварам решительную битву.

Иберы заняли какой-то холм. Публий расположился на соседнем холме и зорко следил за неприятелем. Главное было выманить иберов из их укрепленного лагеря. Между обоими холмами Публий заметил долину, тесную и узкую. Здесь и будет битва, решил он. Наутро он велел согнать в долину часть скота, который шел за войском. Он должен был служить приманкой для иберов. Сципион не ошибся. Варвары не выдержали вида добычи, и их легкие отряды бросились вниз в долину. Сейчас же навстречу им вышли легковооруженные римляне. Завязался бой. В самый разгар его на них ударила римская конница. Ее еще с утра укрыл за холмом Сципион. Командовал ею Лелий, уже успевший вернуться с берегов океана. Он отрезал варваров от своих. Они были частью перебиты, частью рассеяны.

Поражение раздосадовало, но не смутило варваров. Наутро они приготовились к решительной битве. Так Публий достиг своей цели. Он навязал им бой, причем там, где хотел. Долина была такая узкая, что враги не могли выстроиться там в боевой порядок. Публий смотрел с холма, как нелепо строятся враги, и нарочно удерживал своих, чтобы они выстроились в возможно большем числе. Когда он решил, что настало время действовать, он бросил легкие отряды против варваров, стоявших у предгорий, а пехоту повел на врагов в долину, выстроив ее по четыре когорты в линию — больше не хватало места. В это время Лелий со своей конницей двигался по гряде холмов и тут ударил в тыл вражьей конницы. Пехота и конница разом подались назад. Иберы оказались окруженными со всех сторон и сдавленными в теснине. В давке они терпели от своих не меньше, чем от чужих. В результате все войско, находившееся в долине, погибло, спаслись только легковооруженные, составлявшие около трети. С ними и сам Андобала (Polyb., XI, 32–33, 1–6; Liv., XXVIII, 32).

Теперь нечего было и думать о дальнейшем сопротивлении. Посовещавшись, Андобала и Мандоний решили, что единственное, что им остается, — это прибегнуть к обычному великодушию военачальника римлян. Андобале, однако, слишком стыдно было являться на глаза Сципиону, поэтому он послал к нему брата. Мандоний упал к ногам Публия, каялся в своих грехах, молил о прощении, клялся впредь не нарушать верности. Видя, однако, по выражению лица римлянина, что он очень мало верит его уверениям и клятвам, он предложил передать ему все оружие и семьи иберских вождей в заложники, как было при карфагенянах. Публий сухо отвечал, что не видит оправданий их вероломству, но милость не нуждается в оправданиях, а потому он их прощает. Он не возьмет у них оружия, так как это нужно лишь тому, кто боится, отнять у них оружие и детей — значило бы сковать их сердца страхом. Он этого не хочет. И если они задумают вновь отпасть, он накажет их, а не невинных заложников, вооруженных мужчин, а не безоружных детей и женщин (Liv., XXVIII, 34). Произнеся эти царственные слова, он заключил с Мандонием мир.

КОНЕЦ ВОЙНЫ В ИСПАНИИ (осень 206 г. до н. э.)