Студент

В комнате хозяйки дым стоял коромыслом. За столом тесно друг к другу сидело человек восемь. На столе стояло несколько бутылок водки, половина из которых уже была выпита, тарелки с крупно нарезанной колбасой, бычками в томатном соусе и килькой. Варёные картофелины и свежие огурцы лежали в алюминиевых мисках, а зеленый лук — пучками на столе. Всё уже находилось в пьяном беспорядке, и все пребывали в весёлом расположении духа, как бывает, когда еще не пьяные, а водки много.

Все загалдели, приглашая наперебой к столу. Я чувствовал себя как карась на сковородке. Мне претили застолья, потому что видел в них тупую бессмысленность и пустое времяпровождение. Но отказаться не мог и сел за стол.

— Штрафную ему, штрафную! — понеслось со всех сторон.

Мне налили водки, но я только пригубил и поставил стакан на стол.

— Не пьешь? И правильно, — одобрил Николай. — Она, водка, до добра не доводит. А ты ешь, студент, ешь!

Я положил в тарелку, которую подставила Варвара Степановна, картофелину, пару долек колбасы, огурец и скибку хлеба и ел с аппетитом.

Постепенно я понял, что за столом собрались соседи: две женщины, пожилые, может быть, ровесницы Варвары Степановны, две помоложе, лет сорока; мужчины возраста Николая, возможно, мужья молодых женщин. Все, кроме одного мужчины, который, как и Николай, воевал, были блокадниками. Блокаду и войну за столом не вспоминали, говорили о текущих делах и пели.

— Вот ты говоришь, что Никита правильно Сталина развенчал, — говорил Петр, жилистый мужик с шевелюрой без намека на лысение, но с заметной сединой — тот, который воевал. — А он войну выиграл. Мы в бой за Сталина шли.

— В бой ты за Родину шел, — возразил блокадник.

— И за Сталина, — упрямо стоял на своем Петр.

— А скольких пересажал твой Сталин? И сейчас сидят.

— А Никита не сажал? Чистенький?

— А Никита сидельцев из ГУЛАГов возвращает, — сказал блокадник.

— Ага, возвращает. А мой сидит, — тихо сказала одна женщина и слезы появились в её глазах. Но она костяшками пальцев вытерла слезы и вдруг звонко и отчаянно завела:

Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя,
Золотою казной я осыплю тебя.

Вразнобой подхватили:

Саклю пышно твою разукрашу кругом,
Стены в ней обобью я персидским ковром.

И уже пьяно, но дружно запели почти слаженным хором:

Галуном твой бешмет разошью по краям
И тебе пистолет мой заветный отдам.

— Вер, придет и твой, — уверенно сказала одна из тех, что помоложе. — А вы, мужики, зря на Хрущева ополчились. Он целину поднял и колхозникам поблажку дал.

— А кругом одна кукуруза, — засмеялась Варвара Степановна.

— За колхозное хозяйство первым встал Маленков. — напомнила та, что Вера.

— Поживем — увидим, — примирил всех Петр.

Затянули «Шумел камыш», а когда всё выпили, стали петь «Позабыт позаброшен с молодых юных лет, я остался сиротою, счастья в жизни мне нет». Пели с каким-то ожесточением. При этом Николай плакал, наверно, по сиротской доле своей дочери, которая осталась без родного отца и живет с чужим дядей.

Разошлись к ночи, но Николай долго еще колобродил: то курил у открытой форточки, то пил воду, то просто сидел на своем диване и почему-то скрипел зубами. Варвару Степановну, вероятно, одолевала бессонница, она тяжело вздыхала за ширмой и ворочалась.

Застолья повторялись через день. Мне это становилось в тягость. Я уходил из дома с утра после Николая и приходил только спать. Если заставал застолье, меня непременно сажали за стол, потчевали водкой, которую я не пил и сидел дураком, боясь обидеть гостеприимных хозяев.

Глава 5

Общежитие на проспекте Стачек. В колхоз на помощь селу. Карельский перешеек. Красота северного края. Саша Виноградов. Арии на берегу озера. Где клады зарыты. Картофельное поле. Профессор Ильиш.

Общежитие я получил на проспекте Стачек. Там же находились и аудитории нашего факультета. Здание имело странную форму с округленными торцами, вытянутое в длину, и связывалось с основным корпусом переходом на уровне второго этажа. Закругленный торец с круглыми колоннами выходил на проспект.

В комнате, куда я поселился, жили еще шесть человек. Чтобы уплотнить студентов, комендант убрал стол и поставил лишнюю кровать.

— А зачем стол-то убрали? — спросил кто-то коменданта.

— А зачем он вам? — удивился комендант.

— А заниматься?

— На то есть библиотека, — отрезал комендант. — Там столов достаточно.

Стол унесли, но, слава Богу, у каждой кровати стояло по тумбочке. То, что кровати армейские, металлические с тонкими матрасами, меня совершенно не беспокоило, так как на перинах я и дома никогда не спал. Вещи полагалось сдавать в багажную комнату кладовщице, хотя этому следовали немногие, и я не стал нарушать традицию, а потому запихнул чемодан с рюкзаком под кровать.