Студент

В кабинет без стука вошел человек в добротном габардиновом костюме и с постриженной налысо головой.

— Познакомьтесь, — представил Михаил Сергеевич лысого человека. — Это, скажем, начальник отдела УБХСС по борьбе с преступлениями в кредитно-финансовой сфере, в том числе и с фальшивомонетничеством, подполковник Некрасов, Иван Николаевич. Он вкратце изложит…

Я снова кивнул, но не поверил, что Иван Николаевич, человек в гражданском костюме, представляет УБХСС, хотя не сомневался, что он подполковник.

Иван Николаевич посмотрел на меня, и взгляд его красноречиво говорил, что он ждал большего от встречи с тем, кто способен помочь угрозыску, он скривил рот в еле заметной усмешке, перевел взгляд на Михаила Сергеевича, тот понял его, но развел руками, как бы говоря, «уж не обессудьте, что имеем», и Иван Николаевич строго сказал:

— Сразу хочу предупредить: дело государственной важности, а поэтому все, что здесь происходит, не подлежит разглашению. О вас не должны знать даже следователи, которым придется заниматься этим делом. С кем нужно, вопрос согласован.

Он еще немного помедлил и стал излагать «безнадежную» ситуацию:

— К нам попали клише, с которых изготавливались ассигнации достоинством двадцать пять рублей. Год назад в обороте стали появляться фальшивые пятидесятирублевые купюры. Причем, пятидесятирублевых оказалось сравнительно немного. Преступников найти не удалось, и здесь сказался тот факт, что внезапно поступление фальшивых денег прекратилось, а у нас на руках не оказалось ни одной зацепки. Но два дня назад из районного отделения милиции поступило сообщение. К ним пришла женщина и заявила, что ее малолетний сынишка вместе с приятелем нашли в речке какие-то подозрительные свинцовые пластины. Не знаю, куда бы пацаны определили эту находку, но мать обнаружила пластины в сарае и пришла в отдел милиции, а там сообразили, что к чему, и к нам.

— Как нашли? — спросил я.

— Пластины выбросили недалеко от берега, скорее всего еще весной. За лето река заметно обмелела, и ребятишки наткнулись на них. Унести тяжелые металлические предметы вода не могла: там они и лежали спокойно. У следователей нет ни малейшего понятия, где и кого искать… Все, что мы смогли — это определить, что почти все купюры, — кстати, очень высокого качества, — сделаны с этих клише.

— Где клише? — спросил я.

— Клише находятся в спецлаборатории, куда мы сейчас проедем.

Я встал и вопросительно посмотрел на Михаила Сергеевича.

— Поезжайте. Мы с вами еще увидимся, — сказал полковник и попрощался со мной за руку.

Лаборатория находилась в неприметном особняке без всякой вывески. Нас встретили два молодых сотрудника, возможно, эксперты или криминалисты. Один из них принёс пластины и вывалил их на стол.

— Что еще нужно для работы? — спросил Иван Николаевич.

— Приглушите свет. Мешает, — я уже был во власти измененного сознания и говорил отрывисто, ощущая небольшую дрожь во всем теле, словно от озноба. — Нужна полная тишина.

Я коснулся пластин, лежавших в беспорядке на столе, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. В ушах появился знакомый звон, который отдавался болью в затылке и висках. Звон ширился, охватывая все пространство вокруг меня, и я чувствовал, как тело наливается тяжестью, а мысли становятся ясными. Пропало ощущение времени. Внезапно пошли образы, живые и яркие.

Я увидел заснеженный берег.

— Неясно, то ли вечер, то ли ночь — сказал я вслух. — Луна.

Мысль высветила картинку деревенского дома, огороженного забором из штакетника. Свет в окнах не горел.

— Из дома вышли двое, мужчина и женщина, — я снова стал вслух описывать то, что видел. — Мужчина высокий, в сапогах, прихрамывает на левую ногу, одет в полупальто, на голове ушанка. Женщина в белом толстом, наверно, вязаном, платке поверх полушубка, и в валенках. Они вдвоем несут тяжелую сумку. Спускаются к реке. Река затянута льдом. Пошли вдоль реки и встали на лед. Остановились в нерешительности. Видно лед не прочный. Недалеко справа полынья. Мужчина достает из сумки содержимое и бросает в полынью.

Все происходило как в замедленном кино, иногда действие как бы перепрыгивало и начинался новый сюжет. Но вот картина стала расплываться и больше я ничего не видел.

Так бывает, когда мешает какой-то внешний раздражитель, или в мозг поступает ограниченная информация, которой оказывается недостаточно.

Больше я ничем не мог помочь. Меня поблагодарили и отвезли, как я попросил, к общежитию…

Через день меня вызвали с лекции к декану. У Михаила Петровича сидел молодой мужчина в штатском. Я сразу понял, что это за мной, поздоровался, ждал, что скажет Михаил Петрович.

— Володя, вот товарищ из органов просит отпустить вас для какой-то консультации. Товарищам нужно помочь…

Меня снова привезли к полковнику Соловьёву. Тот вышел навстречу, приветливо протянул руку, усадил на диван, позвонил в приемную и попросил секретаршу принести чай. Михаил Сергеевич рассказывал о том, как заметно продвинулось расследование, казалось бы, безнадежного дела за один прошедший день.