Как-то, уже ближе к концу семестра, учитель пригласил меня к себе домой. Мы уже довольно свободно общались, хотя я старался соблюдать естественную дистанцию, которая не могла не существовать между преподавателем и студентом, и, может быть, с его стороны были естественными равноправно-дружеские отношения со студентом, я, или из-за архаичности моего воспитании, или из-за своего особого психического склада, перейти эту невидимую черту не мог, а поэтому стеснялся и чувствовал себя скованно. И это несмотря на то, что мы с Юркой Богдановым ходили к Зыцерю на факультатив испанского, который он вел на общественных началах, и даже участвовали в концерте, посвященном сорокалетию Октябрьской революции, который режиссировал наш преподаватель.
- Можно мы с Богдановым придем? - попросил я.
- С Юрой? Конечно, приходите, - разрешил Владимир Владимирович.
Жил Зыцерь в четырехэтажном кирпичном доме, построенном специально для профессорско-преподавательского состава, и находился он в пяти минутах ходьбы от института.
Мы поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру нашего преподавателя.
Открыл нам Владимир Владимирович. Он провел нас в скромно обставленную комнату. На стене висели полки с книгами. Посреди комнаты стоял круглый стол с двумя стульями, в углу у окна - мягкое кресло с торшером, на противоположной от стеллажа стенке - диван с круглыми, откидными валиками. На этом диване наш преподаватель, очевидно, и спал. У единственного окна стоял старый однотумбовый письменный стол.
- Извините за бедность жилья, - улыбаясь, сказал Владимир Владимирович.
- Бедность - не порок, - серьезно изрек Юрка.
- Я же холостяк. Бытом заниматься не умею, да и не привык. Я ведь всё по общежитиям. Сначала университет, потом аспирантура, защита. Когда учился в аспирантуре, нам с женой выделили комнату. Но это все равно общежитие.
- А где жена? - бесцеремонно спросил Юрка.
- Она осталась в Питере, а я вот сюда.
- Что, не поехала, или учится?
- Не поехала, - развел руками Владимир Владимирович.
- Не любит?
- Наверно, мордой не вышел, - засмеялся Зыцерь.
Шутка на уровне каламбура, потому что Зыцерь был на редкость некрасив. Узко поставленные мышиные глазки, по-негритянски вывернутые губы, большой мясистый нос, да еще оттопыренные уши. При этом высокий лоб мыслителя и хорошо сложенная фигура атлета. Правда, некрасивость пропадала, когда Зыцерь начинал говорить предметно. Говорил он образно и интересно. Язык его украшали точные метафоры и меткие сравнения. Так что, через минуту-другую общения с ним никто уже не замечал его оттопыренных ушей и мясистого носа.
- Если честно, то женитьба, это наша с ней общая ошибка. Поженились на третьем курсе. Показалось, что любовь, но, очевидно, нас первоначально связала некая общность взглядов и интересов, которые со временем изменились. Я видел свою жизнь в науке, и быт для меня существовал, как понятие абстрактное и второстепенное, а из нее как-то незаметно выползла ее мещанская сущность, и я постепенно понял, что это ее истинная натура. Как только я стал зарабатывать какие-то деньги после защиты кандидатской, пошли разговоры о том, как богато живут какие-то Пантелеевы, которых я знать не знал и видеть не видел. Чей-то муж "Москвича" купил, кому-то шубу достали, у кого-то хрусталем вся "Горка" забита. А у меня в голове докторская. Мой предмет увлечения - баски, точнее культура басков. Я же и кандидатскую защищал по баскам, причем, на испанском... Так что, вот так.
- А откуда у Вас испанский? - поинтересовался Юрка.
- Ну, во-первых, я в ЛГУ учился на филологическом, где кроме французского факультативно изучал испанский, а разговорный совершенствовал в естественной среде. У моей жены испанские корни. Ее привезли в нашу страну совсем малышкой, а потом в СССР перебралась мать, отец и старшая сестра. Я и в Испании побывал. Там у жены полно родственников.
- Ладно, ребят. У меня есть вино. По рюмочке? - предложил Владимир Владимирович.
- А давайте! - не отказался Юрка. - Ты как? - повернулся он ко мне. Я пожал плечами
Владимир Владимирович ушел на кухню и вернулся с бутылкой Мадеры и тремя гранеными стаканами, потом принес тарелку с конфетами "Мишка на севере" и яблоки в эмалированной миске.
Мы выпили вина. Юрка взял яблоко, я закусил конфетой.
- Почему об Испании говорят, что это страна басков? Ведь в Испании, насколько я знаю, живут еще кастильцы, галисийцы, другие народности, - блеснул эрудицией Юрка.
- Да, испанцы - потомки многих народов, но вне страны они все испанцы, хотя внутри такого единства нет. Местный житель назовет себя галисийцем, кастильцем, арагонцем, и так далее, но есть общие черты и для галисийца, и для андалусца, и для других, которые делают их испанцами: гордость, которая, правда, иногда доходит до абсурда, вспыльчивость, честность. Так что, большая часть населения страны считает себя испанцами. 38 миллионов в 17 автономиях.
- А тогда, где баски?